– Коленька, ну наконец-то! – Анна Ивановна выскочила на крыльцо, вытирая руки о старый кухонный фартук. – А я уж думала, не приедешь совсем.
Николай шагнул на порог, обнял мать и сразу почувствовал что-то неладное. Она будто сдулась за этот месяц: лицо осунулось, в глазах тревога, а на висках поблёскивали новые седые пряди.
– Мам, что случилось? Ты же настояла, чтобы я приехал, а сама по телефону ничего толком не объяснила.
– Пойдём, сынок, – вздохнула Анна Ивановна, – лучше один раз увидеть, чем сто раз слушать.
Они обошли дом по мокрой от ночного дождя дорожке. Николай сразу заметил трещины в стенах, обломки штукатурки на крыльце, да и сам вид старого дома внушал больше грусти, чем тепла.
– Видишь? Фундамент треснул. А окна как повело… Вот угол крыши, – мать махнула рукой вверх, и Николай увидел прореху, через которую проглядывало небо. – Я уж молчу про проводку. Вчера электрик был, сказал, тут всё менять надо. Один искры боится, другой – чтоб на голову потолок не рухнул.
– И сколько всё это будет стоить? – он опустился на покосившуюся скамейку у калитки.
Анна Ивановна молча достала из кармана фартука сложенный вчетверо листок.
– Вот, сынок, я посчитала. По самому минимуму.
Николай развернул бумагу и присвистнул.
– Мам, да тут сумма… где такие деньги брать?
– Вот и я думаю… – она села рядом, глядя в одну точку. – В банк ходила, сказали, могут дать кредит. Только нужен залог. А у меня что залог? Этот дом и есть. А он и сам на честном слове держится.
Николай сжал в руках бумагу. Это место – его детство, все воспоминания, запах малины из сада и вечерние сказки под шёпот ветра. А теперь… теперь дом просил о помощи. Как будто умел.
– Ира, ну что ты молчишь? – Николай смотрел так, будто не понимал, в чём проблема.
Ирина вздохнула.
– Ничего, я просто пытаюсь понять. Ты правда считаешь, что это нормально – просить меня отдать квартиру под залог?
Анна Ивановна нахмурилась, но не сдалась:
– Дочка, да это же временно! Мы всё выплатим, ни копейки не пропадёт. Но ведь дом… Ты же понимаешь, это наше всё.
Ирина сжала пальцы под столом. Капустный пирог, такой пышный и румяный, казался теперь чем-то чужим, как и эта уютная сцена.
– Мам, я уважаю ваши воспоминания, – голос её оставался ровным, – но у меня тоже есть мои. И эта квартира – это не просто квадратные метры, это моя жизнь. Как вы не понимаете?
Николай вздохнул, убрал руку с её плеча:
– Ты всё усложняешь. Я думал, семья – это про доверие.
Ирина встала.
– Семья – это не значит, что кто-то решает за другого. Вы с мамой всё обсудили, а меня поставили перед фактом. Так не делается, Коля.
Анна Ивановна поджала губы, но решила сменить тактику:
– Ирочка, ты так говоришь, будто мы тебя обмануть хотим. А я ведь о нас всех думаю. Ты сама сказала, что дом важен. А сейчас, если его не спасти, всё просто рухнет.
Ирина взглянула на неё, потом на мужа.
– А если рухнет? Что тогда?
Николай вскочил, его голос сорвался:
– Это что за разговоры такие? Это наш дом, он часть семьи, часть нас! Ты так просто можешь сказать «а если рухнет»?
Ирина кивнула:
– Да, могу. Потому что это ваш дом. А квартира – моя. Простите, но я не готова рисковать тем, что заработала своим трудом. Вот такая я selfish, как говорит твоя мама.
Анна Ивановна покраснела:
– Ирочка, да ты что… Какие слова ты придумала? Ты же всегда такой доброй была.
– Доброй, но не глупой, – спокойно ответила Ирина. – Извините меня, но в этот раз я скажу «нет».
Она вышла из комнаты, оставив свекровь и мужа наедине. Тишина была громче любых слов.
– Ирочка, ну как тебе не понять? Это же не просто дом, – голос Анны Ивановны дрожал, будто она вот-вот разрыдается. – Это всё, что осталось от Пети. Его руки, его труд. Он ведь для нас старался, для семьи.
Ирина остановилась в дверях, не оборачиваясь. Слова цепляли за что-то глубокое, но она понимала: если сейчас дрогнет, назад дороги не будет.
– Я понимаю, – ответила она тихо. – И всё равно не могу согласиться. Мама, Коля, вы думаете только о доме, но не о том, чем я рискую. Для вас это память, а для меня – безопасность. Моя собственная.
Николай выдохнул громко, почти раздражённо:
– Безопасность! Да у тебя муж есть, семья. Ты что, думаешь, мы тебя на улицу выгоним?
– Ты не выгонишь. Банк выгонит, если что-то пойдёт не так, – Ирина обернулась и впервые за вечер посмотрела ему в глаза. – А я видела, Коля, как ты умеешь считать деньги. Ты думаешь, я забыла, как год назад на лечение мамы просила у тебя взаймы, а ты сказал, что нет возможности?
Анна Ивановна открыла рот, но Ирина не дала ей вставить слово:
– Тогда, значит, возможности не было, а сейчас вдруг нашлась?
– Ты всё переворачиваешь, – Николай встал, развёл руками, будто оправдываясь. – Тогда было другое. А сейчас… Ну ты же видишь, дом рушится. Это не только для мамы, это и для нас тоже. Для будущего.
Ирина смотрела на него и молчала. Её мысли путались, но одно было ясно – если она согласится, это будущее станет для неё чужим.
– Будущее, говоришь… – она наконец заговорила, и голос её звучал спокойно, почти отрешённо. – Тогда так. Если для тебя это так важно – продай машину. Возьми кредит на себя. Заложи что угодно, но своё.
Анна Ивановна ахнула:
– Ира, ну что ты такое говоришь! Да как ты можешь…
– Как я могу? – Ирина пожала плечами. – Точно так же, как и вы. Каждый пусть отвечает за своё. А моя квартира – это моё.
Она развернулась и ушла в спальню, оставив их за столом. Тихие перешёптывания доносились из кухни, но она уже не вслушивалась. Где-то в глубине души стало легко. Решение далось тяжело, но оно было её собственным.
— Ты за кого меня держишь? — голос Николая сорвался на крик. — Мы же одна семья! Как ты можешь говорить такие вещи?
Ирина устала опустилась на стул, сложила руки на коленях и посмотрела в сторону окна.
— Коля, — её голос был тихим, но уверенным. — Вот скажи честно: ты бы согласился заложить свою машину ради ремонта дома?
— Это другое, — начал он, но она перебила:
— Нет, не другое. Ты просто привык, что я всегда должна уступать, потому что «жена». А ты – мужчина, добытчик, глава семьи. Только когда дело доходит до реальной ответственности, почему-то всё ложится на мои плечи.
Анна Ивановна не выдержала:
— Ты совсем страх потеряла! Как ты смеешь такое говорить Коле? Он тебе всю жизнь обеспечивал!
Ирина покачала головой:
— Всю жизнь? Анна Ивановна, я замужем за вашим сыном пять лет, и всё это время у нас был раздельный бюджет. Я сама оплачиваю коммуналку, продукты и свои расходы. Что он мне обеспечивал? Машину? Я её и не просила.
— Ты передёргиваешь, — Николай вспыхнул. — Всё, что я делаю, – для нас обоих. Но ты только о себе думаешь.
— Да, я думаю о себе, — спокойно ответила Ирина. — Потому что вы, Коля, и ваша мама думаете только о себе. Мне пора научиться этому у вас.
Наступила тишина. На кухне слышно было только тиканье часов и шум ветра за окном.
— Значит, так? — с горечью сказал Николай. — Ты даже не попытаешься помочь нашей семье?
— Коля, — Ирина посмотрела ему прямо в глаза, — семья – это не кто громче закричит «ты должна». Семья – это взаимное уважение. Если ты не понимаешь этого, то какая это семья?
Она встала, поправила на плечах кофту и вышла из кухни. Анна Ивановна хотела что-то сказать вслед, но Николай жестом остановил её. Он молча сидел, глядя на стол, будто видел перед собой не пустую чашку, а обломки чего-то большего.
Ирина в спальне собрала своё постельное бельё и ушла ночевать в другую комнату. Впервые за много лет ей не было страшно от того, что она может остаться одна.
— Анна Ивановна, — Ирина подняла глаза от монитора, не скрывая удивления. — А вы не думаете, что это слишком?
Свекровь шагнула ближе, поставив папку на край стола.
— Ириша, я ведь как лучше. Ты такая умная, такая правильная. Ну неужели тебе трудно помочь? Мы же одна семья.
— Анна Ивановна, давайте прямо, — Ирина сложила руки на столе. — Вы пришли сюда, чтобы надавить на меня. Только зря. Я сказала всё вчера, и моё решение не изменилось.
Свекровь села на стул напротив, будто собиралась долго объяснять:
— Ты ведь должна понимать, что дом — это не только стены. Это воспоминания, наш семейный очаг. Ты сама оттуда сколько раз с Колей звонила, говорила, как уютно и тепло. Разве это не твой дом тоже?
— Нет, Анна Ивановна, — спокойно ответила Ирина. — Это ваш дом. Ваши стены, ваш очаг. И это нормально. Но мой дом — это моя квартира. Она куплена мной, с моих денег, до вашего сына и до всех этих разговоров. Давайте не будем это путать.
Анна Ивановна вцепилась в ручку сумки.
— Ты бы знала, как мне это тяжело. И не потому, что я прошу. А потому, что вижу, как у нас семья разваливается. Ты ведь жена моего сына! Почему ты не хочешь стать для нас своей?
Ирина вздохнула:
— Анна Ивановна, я вас понимаю. Но если быть «своей» для вас значит отдать всё, что у меня есть, то я лучше останусь чужой.
На мгновение в кабинете стало тихо, как будто эти слова разрезали воздух. Свекровь привстала, поправляя на плече сумку.
— Ты ещё об этом пожалеешь, Ирина. Такие поступки не проходят даром.
— Возможно, — кивнула Ирина, провожая свекровь взглядом. — Но лучше жалеть о своём решении, чем о том, что пошла против себя.
Когда дверь за Анной Ивановной закрылась, Ирина облегчённо выдохнула. Впервые за долгое время ей не было страшно быть прямой и твёрдой.
— Ты из-за денег готова разрушить семью? — Николай обхватил голову руками, будто пытался спрятаться за ними от чужих слов.
— А ты? — Ирина стояла напротив, держа на ладони чашку с остывшим чаем. — Ты готов разрушить семью из-за квартиры, которая тебе вообще не принадлежит?
— Да что ты такое говоришь? — Николай посмотрел на жену, и в его глазах было что-то среднее между отчаянием и злостью. — Это же ради нас, ради общего дела!
— Ради нас? Ради твоей матери, Коля, — Ирина с силой поставила чашку на стол. — Ты вообще думал, что предлагаешь? Ты хочешь взять чужую собственность, рисковать ей, потому что у тебя нет другого выхода? А как же моя жизнь? Или я в этой семье просто приложение к твоим желаниям?
Он хотел что-то сказать, но осёкся. На кухне повисло напряжённое молчание.
— Хорошо, давай так, — Ирина отошла к окну, прижав руки к груди. — У тебя есть два варианта. Первый: ты идёшь сейчас к своей маме и объясняешь, что моя квартира — это не разменная монета. Второй: завтра я иду к юристу и начинаю бракоразводный процесс.
— Развод? Ты серьёзно?
— Да, Коля. Потому что для меня семья — это уважение. А не шантаж и манипуляции.
Он молчал долго. Так долго, что Ирина успела вытереть со стола крошки, унести чашки и поставить чайник на плиту.
— Ладно, — наконец сказал он, с трудом поднимаясь. — Я поговорю с мамой.
На следующий день Николай вернулся хмурый.
— Ну? — коротко спросила Ирина.
— Мам сказала, что мы предали её. Что она нас больше знать не хочет. Но ты была права, — он провёл рукой по лицу. — Мы всё это время решали её проблемы, забывая про свои.
Ирина ничего не ответила. Только села рядом, взяла его за руку и сжала.
Через несколько месяцев Анна Ивановна всё же нашла выход. Продала часть участка, начала ремонт. Отношения между ней и Ириной так и остались натянутыми, но теперь их было легче выстраивать.
Квартира осталась за Ириной. А в их доме поселился новый, неожиданный уют — потому что оба, Ирина и Николай, научились защищать своё и договариваться.
Конец.
