Ничего я тебе, сынок, не должна больше. И так много всегда помогала, – Зоя Ивановна ловко вынула из духовки противень с пирожками, смазала маслом, положила в кулёк штук десять, протянула Борису. – Гостиницы твоим от меня, чаю попьёте.
– Много! – хмыкнул Борис, встряхнув кулёк с пирожками. – А квартира эта, кому останется? Алке? Пополам должны поделить, по справедливости.
– А чего мою квартиру делить? Жива я ещё, помирать не собираюсь. На дачу денег тебе давала. На ипотеку добавила. На мебель тоже.
– Что ты там давала, с твоей пенсии? А квартиру Алке?
– А у меня всё записано, сейчас покажу. Пойдем в комнату.
Она быстрым, довольно лёгким для её возраста шагом, прошла к своей старой советской стенке, открыла шкаф и достала тонкую школьную тетрадь в красивой обложке с ромашками.
– Вот, смотри, – показала она аккуратные записи. На дачу четыреста тысяч давала, на ипотеку миллион сто пятьдесят, на мебель семьсот. Суммы, даты, у меня всё отмечено.
– Да не смеши, мам! С твоей пенсии, что ли?
– Мне семьдесят три, тебе сорок три. А память у тебя хуже моей. Неужели не помнишь?
– Давала что-то, но не столько. У тебя таких денег и не было никогда, – отмахнулся Борис.
– Я ещё из ума не выжила. До семидесяти преподавала и репетиторством занималась. Пенсию и зарплату получала. Копила, для вас специально.
– Ну не такие же суммы. Не сочиняй.
– А у меня и расписка твоя имеется. Я всё храню. Вот, на миллион сто пятьдесят. На другие суммы не взяла, жаль.
– Сама написала?
– Ты глупости не болтай. Головой иногда думай. Деньги я через банк переводила тебе. Там все выписки взять можно.
Борис обмяк, понял, что бесполезно спорить, сел в старомодное кресло с деревянными ручками. Оно жалобно скрипнуло под тяжестью его грузного тела.
– И что? Дала, да. А квартира эта, трёхкомнатная улучшенка в центре, по-любому больше стоит. И сейчас пенсию свою Алке отдаёшь, мне ни копейки. И квартиру ей. А мне? Даже если учесть эти деньги, получается, меньше половины стоимости квартиры. Значит, вы мне ещё должны выплатить. И ещё, половину пенсии ей отдаёшь, значит, половину мне давай тоже. Поровну.
– Ты, сынок, выпил, что ли? Посмотри цены на квартиры, особенно, в тот год, когда я тебе на ипотеку дала. И почитай, что в расписке написано – сам обещал не претендовать на эту жилплощадь. А деньги я ей на продукты даю. Не святым духом питаюсь. И мне лекарства на какие средства покупать? Операцию делать? Глаз один плохо видит.
– Да чего тебе смотреть, глазом-то?
Он подошёл к спортивному тренажёру, стоящему у стены, попинал.
– Дорогая бандура. Деньги девать некуда? Всякую дрянь покупаете. Нет, чтобы нам помочь.
– Гришке Алла купила. Врачи посоветовали заниматься, укреплять мышцы.
– Кому он нужен, Гриша ваш? Укреплять его… Толку всё равно нет.
– Он умный мальчик, слабенький только. Но живёт ведь, шестнадцать уже исполнилось. Компьютерами увлекается. Шел бы ты, сынок, домой. Такие твои слова слушать – одно расстройство. Завещание я уже давно написала. Алла одна Гришку воспитывает. Работать толком не может. Гришка больной с рождения, проблемный. Отец даже бросил. Кто им поможет, кроме меня?
– Лучше моему Косте помоги. У него талант, ему учиться дальше надо. А ты этому…
– Ты здоровый мужик, зарабатываешь хорошо. У жены тоже зарплата хорошая. Справитесь.
– Несправедливо. Пополам делить надо наследство, – упрямо продолжал повторять Борис.
Мать ещё что-то хотела сказать, но он не стал слушать никаких доводов. Ушёл, хлопнув дверью.
Но, выскочив из подъезда, столкнулся с Аллой и Гришей.
– Привет! Ты куда так бежишь? – удивилась Алла, – почему нас не дождался? Мы арбуз купили. Поговорили бы.
– О чём? – рявкнул Борис, – Как вы меня грабите? Молодец, отлично мать обработала. Завещание ты её написать заставила? Всё себе, а мне кукиш?
– Я даже не слышала про завещание. Что за нападки?
– Ты на эту квартиру прав не имеешь. Пополам делить надо наследство. Это у тебя этот… – кивнул он на Гришу, – А у меня сын талантливый, вундеркинд, ему в столице учиться надо. А ты, сеструха, меня обокрала.
– Не понимаю даже, в чём меня обвиняешь. Ты, как-будто, не в себе.
– Серьезно предупреждаю, переделайте завещание, мне хоть метрами, хоть деньгами выделите мою долю. А не то, я ведь шутить не буду, могу и физически крепко воздействовать.
– Ты мне угрожаешь? Или маме? Она ведь собственник. Удивил, честное слово. Я была о тебе лучшего мнения, – она повернулась, чтобы уйти.
– Это вы меня удивили. С волками жить, по волчьи выть. Думайте, я предупредил.
– Вы тоже думайте, – подал голос Гриша, до сих пор стоявший скромно рядом с матерью. – Я записал все ваши угрозы на телефон.
– Что?! – Борис побагровев, двинулся к племяннику. – Ты что, приблуда юродивый! Мне угрожать?! Дай сюда!
Гриша побледнел, но не двинулся с места и только поглубже сунул руку в карман своих джинсов.
Он был длинный, худой, болезненный, с ввалившимися щеками. Про таких говорят – в чем душа держится. Но взгляд его глаз, с расширившимися от волнения зрачками, был твёрдым и даже суровым.
Борис остановился, глядя в упор:
– Быстро сотри всё! Дай телефон!
Гриша не шелохнулся.
В это время из подъезда вышла соседка. Алла придержала дверь, чтоб не закрывалась.
– До свидания, братик, – она слегка подтолкнула сына к двери, – заходи в гости как-нибудь, всегда рады.
Она захлопнула дверь и они бегом поднялись на второй этаж, вбежали в квартиру.
– Встретились? – спросила Зоя Ивановна.
– Не знаю, как с ним общаться. Такой стал…– развела руками Алла.
– Вот что жадность с людьми делает. На себя не похож. А какой парень был весёлый да ласковый!
…
Прошло десять лет.
Гриша немного окреп и даже начал встречаться с девушкой, хотя богатырским здоровьем, по-прежнему, не отличался. Однако, он смог выучиться на программиста, работал на дому, сотрудничая сразу с двумя компаниями и неплохо зарабатывая.
Борис больше не показывался, не отвечал на звонки и прекратил всякое общение с матерью и сестрой.
Они тоже по нему не скучали, лишь изредка вспоминали его последний визит и радовались, что он больше их не тревожит.
Но однажды Борис позвонил Алле сам:
– Ты дома? Зайду сейчас.
Через несколько минут он уже был в квартире.
Он заметно постарел, подряхлел, облысел и выглядел старше своих лет.
– Мать, жива ещё? – удивился он вместо приветствия. – Сколько лет тебе?
– Восемьдесят три нынче стукнуло, всего-навсего. Чего не жить? А ты ни разу и не поздравил.
Зоя Ивановна, казалось, нисколько не изменилась за эти годы. Такая же подвижная, энергичная, бодрая. Только голос стал чуть хрипловатым.
Она легко встала на спортивный тренажёр и продолжила свои упражнения, прерванные приходом сына.
– Вы там пока чайник ставьте, я сейчас закончу и подойду, – крикнула она Алле.
– Ничего себе, мать даёт, – восхитился Борис, устраиваясь поудобнее на кухонном диванчике. – Она здоровей меня.
– И память отличная, всех коллег помнит по именам и фамилиям. Даже дни рождения их. И студентов почти всех помнит. Очень редко путает.
– Косточки мне перемываете? – появилась Зоя Ивановна, – А ты что, вдруг пришёл, про мать вспомнил? Думал, небось, померла. За наследством небось? Или случилось что? Квартира давно на Аллу оформлена. Тут даже не думай. Я дочь и внука в обиду не дам.
– Да кто их обижает? Обо мне бы кто подумал. И не интересуетесь, как я живу.
Борис был расстроенным, подавленным и не совсем трезвым.
– Сам трубку не берешь. Мы сколько звонили.
– Плохи дела мои, – он шумно вздохнул, покосился на вошедшего в кухню Гришу, – сына спасать надо. Деньги нужны, где взять, ума не приложу.
– От чего спасать? Болеет? На операцию?
– В Питере же учился. Без присмотра. Связался там с кем-то… В общем, закрыли его, деньги на адвоката нужны. Большие расходы. Я всё отдал, что было. В долги влез. Но дело затягивается, ещё требуется.
– Ой, беда! – Зоя Ивановна горестно схватилась за сердце. – Выучили! Лучше бы дома поступил. У нас тоже отличных специалистов готовят. Вон, Григорий выучился ведь, работает с японцами даже.
– Да у нас откуда такие деньги? – ответила Алла брату, накладывая варенье в вазочку, – с нашими копеечными доходами. Мама давно не работает, одну пенсию получает. Гриша только начинает, хоть и старается. А моей зарплаты на много ли хватает?
– Можете всё равно помочь. Кредит можешь на себя взять.
– А отдавать чем? Ты подумал?
– Так что? Пусть сидит?!
– Может и пусть. Думать в следующий раз будет.
– Ты не понимаешь, что говоришь! – возмутился Борис, – представляешь, кем он оттуда выйдет?
У него в глазах блеснули слёзы.
– Сколько нужно? – спросил вдруг Гриша, – Я на свадьбу коплю, есть немного. Могу помочь.
Все удивлённо уставились на него.
– Ты серьёзно? – спросила Алла.
– Вполне. И можно не возвращать. Мы можем обойтись без свадьбы.
– Племяш… – Борис уронил руки на стол, глядя тоскливо на Гришу, – спасибо…
– А нам почему ничего не сказал? – Зоя Ивановна всполошилась, – Когда вы надумали? С Викой? У нас жить будете?
У Гриши уши покраснели, на губах заиграла смущенная улыбка:
– Вика к себе зовёт. А я здесь хотел бы…
– Вот и правильно, конечно, сюда веди. И родителей её, обсудить надо же всё. Ох, сколько обсудить! Молодец, Гришка, может и правнуков понянчу ещё. А что? Я ещё ого-го!
…
Костю не удалось спасти от уголовного наказания, получилось только уменьшить срок. Но он и этому был уже рад.
Гриша женился и привёл молодую жену в бабушкину квартиру.
Зоя Ивановна с замиранием сердца ждёт появления правнука, готовит для него пелёнки и распашонки, и вспоминает колыбельные песенки.
