Мать называла его Вадимчик. Он терпеть не мог это имя. Тем более, что звучало оно фальшиво. Называла она его так не от избытка любви, он это чувствовал.
– Вадимчик, ты не хочешь в спортивную секцию записаться? – мать протянула руку, чтобы пригладить его вихры. Он мотнул головой недовольно. Встал, сунул тарелку с кашей в микроволновку.
– Холодная? Я думала, в самый раз. Сказал бы, сынок, я б подогрела.
Людмила заискивала перед ним, старалась во всём угодить.
Но о главном не заговаривала.
Поговорить по душам бы, обсудить всё по-взрослому. Может понял бы он её, не маленький ведь, пятнадцать почти, и ростом вон какой вымахал.
А Вадим всё понимал и без обсуждений. Мешает матери он. Хочет она, чтобы поменьше дома торчал, потому старается спровадить то в секцию, то в деревню.
Новый муж ей важнее…
– Доброе утро, – Владимир вошёл в кухню боком, не очень уверенно, сел за стол, поглядывая на Вадима. – Каша с утра, это очень полезно, – похвалил наигранно бодро, – А я не привык завтракать, кофейку вот люблю с утреца выпить.
– Сейчас, заварю, – засуетилась Людмила, хватая чайник.
– Позволь мне, я сам, – поднялся Владимир, – у меня рецепт собственный. Присядь. Вадим, тебе сделать?
Вадим отодвинул тарелку, схватил кусок хлеба и демонстративно ушёл в свою комнату.
Мать прибежала следом.
– Вадимчик, ну зачем ты так. Владимир Михайлович с тобой по-хорошему разговаривает. Веди себя вежливо, очень прошу. Надо же нам как-то начать привыкать друг к другу. Пойми, нас тоже, пожалуйста. Не маленький уж, слава богу.
– А мне плевать, – Вадим накинул на плечо школьный рюкзак, сдёрнул куртку с вешалки и выскочил из квартиры.
Он не хотел говорить об этом. Противно. Мать о себе только думает. Хоть бы нормального мужика привела, а то хлюпик какой-то, бухгалтер! Смешно. Не завтракает он, видите ли.
После уроков Вадим не торопился домой, бродил с одноклассниками по городу.
Выпал первый снежок, было сыро, скользко и весело. Они с гоготом толкались и падали, шатались по улицам, не горя желанием возвращаться в душные квартиры к своим «душным предкам».
В какой-то мере все они были друзьями по несчастью.
Витька ненавидел своего отчима, который каждый день отвешивал ему тумаков просто так, для профилактики.
У Никиты отец не выходил из запоя, а мать крутилась на двух работах и срывалась на сыне, обвиняя его во всех смертных грехах.
А Шурик жил с тёткой, которая называла его дармоедом и попрекала каждым куском.
Слушая друзей, Вадим всегда радовался, что ему повезло больше. Сколько себя помнил, он жил вдвоём с матерью, тихо, спокойно и без особых проблем. Сроду никто его пальцем не тронул, не видел он ни пьяных драк, ни скандалов.
Но сейчас, мысли о новом муже матери не давали ему покоя. Только и думал он, как бы его отвадить, чтоб навсегда забыл дорогу к их дому. А то ишь, уже хозяйничать начал, кофе варит себе на их кухне, командует…
– Не заморачивайся, – советовал Шурик, которому он рассказал о своих тревогах, – последний год доучиться осталось. Потом свалим в шарагу. Пусть живут тут без нас, как хотят.
– Не хочу его целый год терпеть. Только пришёл, уже порядки свои наводит. Смотреть тошно. А год! Я не выдержу.
– А ты ему подсыпь что-нибудь, чтоб с унитаза не слазил. Больше и не придет, – посоветовал Витька.
– Ага, легко сказать. И мать жалко. Она перед ним… Влияет он на неё, короче.
– Вот-вот, проходили, – зло усмехнулся Витька, – потом он об тебя кулаки чесать будет, а она слова не скажет. Плавали, знаем. Сразу надо придумать что-то, чтобы сам смылся. Когда освоится, уже не выкуришь. Я со своим дерусь даже, всё равно не уходит. Он же сильнее, гад.
– Поступить бы, правда, после девятого куда-нибудь, чтоб общага была, – мечтательно вздохнул Никита, – я потом к своим больше ни за что не вернусь.
Друзья начали обсуждать, куда лучше пойти после школы. На улице уже стемнело, снег повалил мокрыми хлопьями. Они продрогли, зашли в магазин погреться. Скинулись на сигареты и пиво.
На остановке автобуса присели под козырьком в темный угол, хохоча, дымя во все стороны, и потягивая из бутылки по очереди.
Народа вокруг было мало. Старый дед смотрел на них равнодушно. Женщина с мальчиком лет шести отошла в сторону, косясь на шумную подозрительную компанию. Мужчина курил чуть поодаль.
Под навес забежала девчонка-подросток.
– О, какие тут козочки, – начал приставать к ней Витька, – иди к нам. Пива хочешь? А затянуться?
Он ухватил её за руку.
– Ребята, – подошёл к ним мужчина, выбросив сигарету, – не трогайте девочку.
Витька нехотя отпустил её руку.
– И курить на остановке нельзя, тем более, тут ребёнок. Отойдите подальше, пожалуйста.
– Куда, дядя? – возмутился Никита, – Под снег, мокнуть? Иди ты сам…
– Не выражайтесь при детях. Правила для всех существуют.
Вадим удивлённо вглядывался в лицо мужчины, он узнал в нём Владимира Михайловича. Ткнул в бок Витьку:
– Слышь, это он.
– Кто?
– Мамкин хмырь.
– Да? Сам пришёл? – Витька привстал, передал бутылку Вадиму и грозно двинулся на мужчину.
– Не балуй, парень, – предупредил Владимир, не трогаясь с места.
– А то что? Бить будешь? Ну-ну. Много вас таких.
Люди с остановки уехали на подошедшем автобусе. Владимир остался один перед нетрезвой компанией.
– Ты кто такой, а? Указывать другим, что кому делать. А? Ты! – Витька толкнул его в грудь изо всех сил.
Владимир шагнул назад, споткнулся о вытянутую ногу Никиты и грохнулся на спину. Парни заржали.
Он попытался встать, Витька снова его толкнул.
Владимир ухватил его за ногу, Витька рухнул, сильно стукнувшись локтем, завыл от боли.
И тут, как по команде, вся компания набросилась на мужчину, пиная его в отместку за друга.
Обиженные жизнью, обозлённые и разгорячённые, они распалялись всё сильнее и всё яростнее пинали жертву, вымещая на ней свою злобу.
Вадим работал ногами особенно резво, вытаптывая чужака из своей жизни.
Но следующий подъехавший автобус спугнул хулиганов. Парни бросились врассыпную.
Вадим оглянулся на мгновение, и в свете фар встретился взглядом с Владимиром, который замер от удивления, тоже узнав его.
…
– Сынок, Вадимчик, ты где гуляешь так долго? Мокрый какой. Голодный небось? Поздно уже, когда уроки-то делать будешь? Мой руки, иди поешь.
Людмила поставила перед ним тарелку, тревожно поглядывая на часы. Приложила к уху телефон, слушая длинные гудки.
Вадим, нахохлившись над столом, молча глотал еду, не чувствуя вкуса. Руки подрагивали, сердце бешено колотилось.
От телефонного звонка оба вздрогнули.
– Ало, да, это я, – ответила мать. – В какой больнице? Да, сейчас приеду!
Она торопливо побежала одеваться.
– Сынок, Вадимчик, я в больницу к Владимиру Михайловичу, – сказала она, уже стоя в дверях, – случилось что-то. Не совсем поняла. Ложись, не жди меня.
Едва она ушла, он позвонил Витьке:
– Как думаешь, нас посадят?
– Пусть сначала найдут. Не трясись. Молчи.
– Он узнал меня. Я видел.
– Это хуже. Смотри, нас за собой не тяни. Сам, понял? Короче, меня там не было. Понял?
Утром Вадим не пошёл в школу. Не до учёбы было совсем. И видеть никого не хотелось.
С нетерпением ждал мать, чтобы понять, чем грозит ему это происшествие.
Она пришла уставшая, бледная и молчаливая.
– Ну что там, мам? – не выдержал он. – Как Владимир Михайлович?
– Прооперировали. В реанимации. Избили его хулиганы какие-то.
– Какие? Ты с ним разговаривала?
– С полицией только.
– Что говорят? – прошептал он.
– Ничего пока. Спрашивают.
Вадим потерял покой, мучаясь неизвестностью, гадая, сдаст его отчим полиции, или нет.
– Ну что, мам, нашли хулиганов? – спрашивал каждый раз, встречая её из больницы.
– Ищут.
– А он сам не видел никого?
– Говорит, что темно было.
Вадим немного успокоился, решив, что действительно, в темноте не узнал его отчим.
Но по виду Владимира, вернувшегося из больницы, понял, что ошибался.
Отчим встретил его спокойным внимательным взглядом, лишь слегка улыбнулся, видя испуганное лицо мальчишки.
Ни тот, ни другой не заводили разговор о случившемся. Только Вадим стал более вежлив и осторожен, общаясь с отчимом.
Людмила радовалась, глядя на сына:
– Я же говорила, что вы подружитесь. Просто нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу.
Владимир Михайлович улыбался:
– Мудрая ты женщина, Людочка, всё правильно говоришь.
Вадим поступил учиться на автомеханика после девятого класса и благополучно закончил колледж.
И только через несколько лет решился, всё-таки, спросить отчима, почему он его не выдал.
– Хотел. Мать пожалел. Ну и присматривался. Если б ты не исправился, точно сдал бы.
– На крючке держал, значит? Я так и чувствовал.
– Чего не сделаешь в воспитательных целях…
