Кира пришла, как к себе домой, без всякого приглашения. Я даже не успела понять, как она уже встала в коридоре, скидывая пальто и шагая на кухню, не разуваясь. В воздухе оставался её запах — такой знакомый, но оттого не менее навязчивый. Я не успела даже открыть рот, как она уселась за стол и бросила на меня взгляд, такой лёгкий, как будто я обязана ей что-то.
— Слушай, ну вот тебе зачем эта вся ерунда? — она провела рукой по столешнице, с тем самым выражением лица, которое я знала всю жизнь. — Ты ж одна живёшь. Для чего тебе такие хоромы?
— Да пошла ты, Кира! — сказала я, хотя на самом деле сердце сжалось от её наглости. — У тебя у самой квартира больше в два раза.
Я даже немного рассмеялась, подумав, что это просто очередной её ядовитый фокус. Она ведь всегда так — чуть поежится, поржёт, пошутит с упрёком, чтобы меня раздразнить. Но что-то в её взгляде на этот раз было другое. Такой странный, тяжёлый, будто не ожидала от неё услышать. Я почувствовала, как внутри что-то оборвалось.
— Что ты хочешь сказать? — попыталась я сохранить спокойствие, но в груди уже что-то забилось быстрее, как ритм поезда на перегонке.
— Всё просто, — ответила Кира, с такой непринуждённостью, что мне захотелось спросить её, не сошла ли она с ума. — Отдай квартиру мне. А ты вернись к родителям. Ну, правда, Алина, для тебя тут много места. Слишком много.
И это было как удар по голове. Я стояла, а мои руки почему-то не слушались. Как-то само собой получилось, что слова остались в горле. Она сказала это, как будто речь шла о какой-то бытовой мелочи. Просто забрать, отдать, и всё. И вот так, без всяких объяснений.
— Ты что, с ума сошла? — выдавила я, но даже сама не поняла, почему так сказала. Может, ждала, что она сейчас посмеётся. Что это всё шутка, очередной её способ меня вывести из себя. Но Кира не смеялась. Её глаза были страшно серьёзными. Удивительно, как можно смотреть на человека и не видеть в его глазах ни капли тепла. Только холод. И… отчуждение.
— С родителями тебе будет намного лучше, — сказала она. — Они тебе заменят внимание и заботу мужчины. А я… решу свои проблемы.
И тут всё просто обрушилось. Она, похоже, действительно думала, что я отдам ей свою квартиру. Моё место, мой дом, то, что я наконец-то смогла приобрести, начиная с пустого уголка и строя всё по кусочкам. Это было моё. Единственное место, в котором я чувствовала себя хотя бы чуть-чуть живой. И она — Кира, моя старшая сестра, — предложила мне отдать это так просто. Как будто я должна.
Но я не могла даже ответить ей сразу. Слова застряли, потому что я чувствовала, что если я сейчас скажу что-то не то, то потеряю её навсегда.
Здесь было всё моё — мои вещи, мои привычки, моя жизнь… Здесь я чувствовала себя хоть чуть-чуть в безопасности, как будто стены этого маленького уголка хоть немного защищают меня от всего, что происходит за их пределами.
— Кира, ты серьёзно? — не сдержала я возмущение, хотя голос получился почти равнодушным, словно я не могла поверить, что она вообще способна на такую глупость.
— Абсолютно, — ответила она, не моргнув. Её взгляд был твёрд, как камень. — Ты одна, тебе не нужен весь этот простор. А вот мне — очень. Мы с Никитой разводимся, он меня из квартиры выгоняет. А мне с детьми некуда идти.
Я почувствовала, как кровь приливает к вискам. Как только она упомянула развод, в голове сразу возникла целая картина: Никита, её муж, с которым она прожила не один год, и дети, которых ей сейчас некуда привести. Но что я могла сделать? Я только что отвоевала этот уголок для себя. Как могла она даже предложить мне расстаться с ним?
— Ты чего, с ума сошла? — я сделала шаг назад, как бы надеясь, что она одумается. — С двумя детьми мне к родителям ехать, ты что, не понимаешь? Мать с её давлением… Она меня точно не примет! А ты предлагаешь — мне вернуться туда, где я чувствую себя лишней, а тебе забрать мою квартиру, моё место, что ли?
Кира, не меняя выражения лица, спокойно продолжила:
— Ты вполне можешь пожить у родителей. Мы же семья, Алина. Разве тебя мама в детстве не учила, что нужно уступать, когда сестра в беде?
Я молча стояла, чувствуя, как внутри меня растёт что-то тёмное и тяжёлое — смесь обиды и отвращения. Как она могла так, без всякой душевной щедрости, распоряжаться моей жизнью, думая, что у неё есть на это право? И что было ещё хуже — Кира, похоже, правда не понимала, как сильно она меня обидела.
Я не могла больше стоять. Подошла к столу, взяла чашку с водой, чтобы хоть как-то подавить комок в горле, который подступал, сдавливая дыхание.
Кира, заметив моё замешательство, подняла бровь. Потом не дождавшись, что я скажу, быстро достала телефон и ткнула в экран. Я уже собиралась сказать что-то, как она включила громкую связь.
Сразу поняла, что начинается что-то очень нехорошее. Она бросила на меня короткий, почти жестокий взгляд, и я поняла, что она не собирается останавливаться.
— Мам, привет. Я тут разговариваю с Алиной, — её голос был ровным, почти без эмоций. — Ты знаешь, я ей всё рассказала, а она ни в какую.
Она сделала паузу, словно я не сидела рядом, а была где-то там, в другом пространстве.
— Ты же знаешь, как она живёт, — продолжила Кира. — У неё шикарные условия, всё для неё, а она не может отдать мне свою квартиру. Я предложила ей вернуться к вам, а мне отдать жильё, пока я не решу свои проблемы или не выйду замуж. Но она упёрлась, ещё и гадости всякие говорит.
Я остолбенела. Это было даже хуже, чем я думала. Я смотрела на свою сестру и не могла поверить своим глазам. Она лгала мне в лицо, прямо при мне, и ещё при этом не смущалась! Да, я сказала ей пару резких слов, но никак не «гадости». И вообще, я всегда стараюсь обходиться без грубостей.
Я попыталась помешать ей — сделала движение, как бы говоря «перестань», но она меня не услышала. Только отвернулась, продолжив свой монолог с мамой, как если бы я и не существовала.
— Да, мама, — продолжала она с выражением полной трагедии в голосе, — я в такой сложной ситуации, ты не представляешь. Алина может помочь, но она не хочет. Ты её знаешь — всегда думает только о себе.
И вот тут в динамике я услышала голос матери. Голос, как всегда, был быстрым, прямым и громким. Она отреагировала мгновенно. В её словах уже чувствовалась тяжёлая волна обиды и упрёков. Она начала перечислять, как она переживает за меня, как не понимает, почему я не поддерживаю сестру.
Всё, что мне оставалось, это стоять и слушать. И чувствовать, как эта ситуация заходит в тупик.
В её глазах семья всегда стояла на первом месте, и помощь сестре — это не была просьба. Это было нечто само собой разумеющееся, обязательное, как утренний кофе или вечерний свет в окне. Я должна была уступить. Всё.
— Алина, ты не можешь быть такой эгоисткой, когда у сестры такой тяжёлый период! — крикнула мама в трубку, и её голос, как молот, ударил мне прямо в грудь.
От этих слов у меня что-то внутри болезненно обрывалось. Мысли стали путаться, как листья в сильный ветер. Мама… Как так получилось? Родной человек, тот, кто должен был стоять на моей стороне, теперь легко присоединился к Кире. И самое главное — ей, похоже, было всё равно на моё мнение, на моё переживание. Почему?
— Мама, — попыталась я хоть что-то сказать, — ты же знаешь, что для меня эта квартира… Это всё, что у меня есть. Кира… она ведь вышла замуж, не работала ни дня, а я всё сделала сама. Я её купила сама, это моё место.
Но Кира, как всегда, не дала мне договорить. Перебила, как будто для неё не было ни одной паузы.
— Вот видишь, мама? Она опять только о себе! А я прошу не для себя, а ради детей. Ради семьи! Разве это так много?
На том конце трубки мама продолжала поддакивать. Её слова звучали, как приговор: я «безжалостная», я «холодная», я «не понимаю, что такое семья». С каждым её упрёком я ощущала, как силы оставляют меня, как тяжесть давления с обеих сторон становится невыносимой. Как разорваться между долгом и самоуважением? Как выбрать?
Я знала, что если уступлю, то навсегда откажусь от этого места, которое я так долго искала и наконец-то обрела. Это будет конец. Я отдам последнее, что у меня есть — свою личную жизнь, свои мечты, свою независимость. Но если я не уступлю… Тогда, по мнению мамы, я буду «неблагодарной» и «холодной» для всей семьи. И всё.
Мама не заставила себя ждать. Под конец её монолога я услышала то, что меня окончательно добило.
— Выбирай, дочка, — сказала она, как приговаривая. — Либо ты помогаешь сестре, либо для меня ты больше не существуешь. Забудь мой номер телефона, забудь обо мне, если откажешься.
Словно земля под ногами уходила. Я смотрела на Киру, и мне казалось, что она наслаждается каждым моментом этой победы. Она будто ждала, что мама воткнёт мне этот ультиматум, что я, как послушная девочка, соберу все свои вещи и немедленно поеду к родителям. Она хотела, чтобы я сделала этот шаг, чтобы она могла на меня смотреть с победоносным выражением лица, и вдруг, как будто это всё и было её целью — заставить меня отказаться от себя ради других.
Я решила применить старый, проверенный приём — «разрыв пространства». Сделала вид, что мне кто-то звонит по работе, и вышла в спальню. Быстро махнула рукой, мол, «сядь, сейчас». В комнате осталась только тишина, а в голове — суматоха.
На самом деле, никто мне не звонил. Я просто выиграла время. Мне нужно было собраться с мыслями, понять, что делать дальше. В спальне, в безопасности от её глаз, я набрала номер Никиты. Его, как мужа Киры, я считала самым адекватным человеком в этой истории, и мне было нужно понять, что происходит на самом деле. Может, есть какой-то способ вытащить их обоих из этой трясиной, которая возникла. Но с каждым словом, которое я произносила, мне казалось, что я вообще попала в какой-то кошмар.
— Никита, привет. Прости, что так внезапно, — я начала взволнованно, как всегда, когда переживаю. — Это… Кира, она пытается забрать у меня квартиру. Говорит, что она с тобой разводится, что ей некуда идти с детьми.
Я почувствовала, как у меня в груди зажалось. Мне нужно было понять, что на самом деле происходит, что за этим стоит.
— Я подумала, может, можно как-то по-другому решить вопрос… Может, вам стоит помириться? Или ты не будешь выгонять её из квартиры?
В трубке повисла пауза. А потом, как будто он вдруг вспомнил, с кем имеет дело, Никита нервно усмехнулся.
— Она со мной разводится? — его голос прозвучал, как смешанная с сарказмом усмешка. — Да это я с ней развожусь. И, кстати, дети ей вообще не нужны.
— В смысле? — Я прижалась к подоконнику, насторожилась. Сердце колотилось, как бешеное, но я вцепилась в трубку, чтобы не выдать себя. Каждое слово Никиты стало важным.
— Алина, ты имеешь право знать правду, — Никита говорил тяжело, как будто всё это откровение было для него слишком тяжёлым. — Раз эта… конченая твоя сестра хочет забрать квартиру, то я тебе всё расскажу. И не буду ничего скрывать.
Я молчала, но внутри меня всё сжалось. В голове вспыхнули картины. Я готовилась услышать то, что меня, возможно, сломает.
— Кира… — продолжал Никита, и его голос теперь звучал совсем по-другому. — Она пустилась во все тяжкие. Почти каждый вечер она пьёт. Пропадает по ночам, приходит домой под утро. И постоянно появляются какие-то дорогие подарки.
Я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги, но всё же сдержалась, не перебила его.
— Сначала она говорила, что на работе. А потом я узнал, что она давно уволилась.
Это было как удар в грудь. Я сжала телефон в руках. В голове всё смешалось: сестра, которую я знала, и эта незнакомая женщина, о которой мне только что рассказал Никита.
— Я подсмотрел её переписки, — продолжил он. — Она встречается с разными мужчинами. У неё два или три, которые не знают друг о друге. И она с ними периодически встречается.
— Встречается она с ними не за деньги. За подарки. Понимаешь? За подарки. Деньги она тоже получает — конечно, ей их подбрасывают, потому что она вечно врет, что я подонок и не заботюсь о детях. Но больше она встречается за подарки. Видимо, стыдно ей как-то деньги просить.
В голове всё снова закружилось. Я стояла, не зная, что делать с этой информацией, с этим откровением, которое казалось такой тяжёлой правдой.
— Понимаешь, я ей мало подарков дарю. И о детях не забочусь, хотя у детей всё есть: и частные садики, и логопеды, и игрушки, на которые ты бы не поверила. — Никита уже не сдерживал гнев. Его голос, казалось, разрывал всё вокруг.
— Я готов был мириться с чем угодно, но только не с этим. Каждый вечер она пьёт, шляется по ресторанам, встречается с кем попало, и всё это — словно нарочно, чтобы мне на зло.
— Я этого терпеть не мог. Я подал в суд — на развод и на опеку над детьми. Так что не верь ей. Всё, что она делает, не ради семьи, а ради себя. Ей нужна твоя квартира, чтобы принимать там своих мужиков. Или чтобы к ним, в свою студию, ездить.
Меня как обухом по голове. Я стояла с телефоном в руках и не могла поверить в то, что только что услышала. Каждое слово звучало как страшный, сдавленный хохот. Кира всё это время говорила мне про трудности, про детей, про то, что ей нужно жильё… И все эти разговоры о «семье», «сестринском долге» — это просто ловушка, манипуляция, чтобы выудить то, что ей нужно.
Я почувствовала, как мои ноги подкашиваются. Сжав телефон в руке, я вернулась в кухню, где Кира всё ещё что-то буркала в телефон. В руке у неё была бутылка вина, она только что открыла её, выдавив пробку ложкой, и теперь пила прямо из горла, как будто это было самым обычным делом.
— Кира, это правда? — Я не могла больше держаться. Грудь сжалась, и меня буквально трясло от напряжения. — Ты хочешь эту квартиру для себя, чтобы оставить детей Никите?
Кира так резко повесила трубку, что я услышала, как телефон стукнулся о стол. Бросила на меня взгляд — холодный, с укоризной, будто я ей мешаю, мешаю жить своей жизнью, мешаю её планам.
— Алина, не твоё дело! Я взрослая, у меня своя жизнь! — огрызнулась она, засовывая телефон в карман джинсов, даже не подумав больше обо мне.
— Ты говорила, что тебе нужна поддержка ради детей! — Мой голос срывался, но я не собиралась отступать. — Ты манипулируешь мной и не считаешь нужным объяснить, зачем тебе эта квартира.
— Да что ты понимаешь?! — Кира шипела, как змея. — Я что, не имею права на что-то своё? Ты живёшь, тебе хорошо! Почему я должна вечно что-то отдавать? Чему я вечно обязана?! Почему я не могу хотя бы раз взять то, что хочу?
— Получить не для детей, а для себя, для своих развлечений, да? — Я не выдержала. Слова вылетели, как пули. — Ты в лицо мне лгала! Ты скрываешься за детьми, за матерью, чтобы я отказалась от своей квартиры? А сама ведёшь себя, как… как последняя… — Я задыхалась от гнева. — Я только что разговаривала с Никитой. Он мне всё рассказал.
И тут я почувствовала, как воздух в комнате сгустился, как будто она не ожидала, что я так прямо скажу. Её глаза резко потемнели, и на лице появился тот самый знакомый, скрытый от всех, но такой понятный взгляд.
Кира взглянула на меня так, что я почувствовала, как по спине побежали мурашки. Она ухмыльнулась, и в её глазах было что-то зловещее.
— Мои отношения с мужчинами тебя не касаются. — её голос стал холодным, как лёд. — Ты тут на всём готовом сидишь, смотришь на меня с презрением, а я должна вертеться, как белка в колесе! Ты что, думаешь, у тебя есть право на счастливую жизнь, а у меня его нет?
Её слова ударили в живот, я едва могла дышать. Не было сил сдерживаться, и мне словно не оставалось другого выхода.
— Кира, я не смотрю на тебя с презрением. — Слова вырвались, и я почувствовала, как они тяжело ложатся на мои губы. — Ты даже представить себе не можешь, через что я прошла. Сколько я работала, сколько сил отдала, чтобы иметь свою квартиру. Ты что, думаешь, я не понимаю, что такое борьба? Но ты мне не сестра, если хочешь разрушить мою жизнь, потому что тебе так удобнее.
В комнате повисла тишина, и всё казалось нереальным, как кошмар, из которого не удаётся проснуться. Кира стояла, не двигаясь, и её лицо вдруг стало каменным. Она смотрела на меня с таким вызовом, будто я уже проиграла.
— Так, Кира, тебе пора! — я не могла больше держать себя в руках. Голос сорвался, но не оставалось сил на мягкость. — Убирайся из моего дома.
Кира склонила голову, будто прислушиваясь, но затем её губы изогнулись в усмешке.
— Никуда я не пойду, сестричка. — Она прошептала, и в её голосе я уловила нотки чего-то зловещего, чего-то, что мне было трудно понять.
Я не знала, что сказать, но сердце бешено колотилось. Вдруг я вспомнила про то видео — и что если оно действительно существует? Я сделала шаг вперёд и, собирая остатки смелости, произнесла:
— Я сейчас выложу в сеть видео, где ты пьяненькая на студенческой вечеринке развлекаешься. — Голос мой прозвучал твёрдо, даже если в душе бушевала буря. — Там такой трэш, что твоя карьера в банке просто закончится. Я это видео разошлю всем твоим знакомым. Все твои друзья увидят, какой ты на самом деле.
Её лицо побледнело. Она дернулась, но сразу вернула прежнее выражение, уже не настолько уверенное.
— Ты не посмеешь. — Ледяной холод пробежал у меня по коже. Я почувствовала, как сердце стало биться быстрее. — Да ты просто врёшь, у тебя нет этого видео. Ты же приехала забрать меня с вечеринки в самом конце. Ты бы не успела ничего снять.
Я сделала шаг назад, поджала губы, но в этот момент Кира, словно разгадав мои сомнения, с торжествующим видом достала телефон.
— Тут ты ошибаешься, сестрёнка. — В её голосе звучала победа, которая мне не нравилась. Она медленно развернула экран и показала мне сообщение на телефоне.
— Получив твоё сообщение: «Кира, срочно помоги, меня чем-то опоили. Я ничего не понимаю, я у Васи дома…» — Она откинула голову, будто наслаждаясь этим моментом. — Я сразу приехала. И знаешь, я тебе не врала.
Я застыла. Весь мир перевернулся. Всё это время я думала, что контролировала ситуацию, что я знаю, как поступить. А она… она сделала шаг, и я вдруг поняла, что всё уже давно в её руках.
Когда я вошла в спальню, всё было как в каком-то дурном сне. Ты лежала на кровати, а перед тобой – те самые люди, с которыми ты, наверное, и не хотела бы пересекаться. Я сначала думала, что пройду мимо, но нет – мне пришлось остановиться. Не вмешиваться? Не могло быть и речи. Я вытащила телефон, начала снимать. Сколько лет я держала это видео при себе, надеясь, что когда-нибудь всё-таки будет нужный момент. И вот он настал.
С этими словами Кира протянула мне свой телефон, как расплату. «У меня есть копия, и если со мной что-то случится, оно точно попадёт в сеть» — сказала она с такой уверенностью, что я почувствовала, как мои силы покидают меня.
В тот момент я поняла: все мои попытки забыть, выдавить эти мерзкие воспоминания, вернуть что-то человеческое в эту пустую жизнь – всё рухнуло. Я семь лет строила из себя что-то приличное, а теперь всё это разлетелось. Всё передо мной, как будто я снова стою в той самой комнате, снова слышу каждый шорох.
— Тебе помочь собрать вещи, или ты сама? — Сестра уставилась на меня с такой насмешкой, что мне захотелось взорваться, но я сдержалась. Она протянула мне телефон, потом тихо, без всякой жалости, похлопала меня по плечу.
— Сама соберу, — прошептала я через зубы, чувствуя, как от каждой буквы в горле камень.
Эту битву я проиграла. Всё, что у меня было, ушло. Всё, что я строила, я утратила за один момент. И вот теперь я уже полгода как живу у родителей, изо дня в день терпя её присутствие в моей квартире. Она невозмутимо распорядилась моим миром, превратив его в нечто своё. Развлекается там, водит новых ухажёров. И самое ужасное — всё это происходит на моей любимой кровати. Сил нет смотреть, но я смотрю.
Да, это она. Это моя родная сестра, которая меня подставила. Это она, которая рушит всё, что я когда-то считала своим. Да, я дорожу репутацией, и знаю, что такое видео не должно попасть в сеть. Я должна что-то сделать. Я обязательно придумаю. Проблема в том, что пока я лишь откладываю деньги и размышляю. План, как всегда, не идёт. Но я точно знаю: я найду выход. Я найду способ.
На следующей неделе я встречаюсь с Никитой. Он ещё не знает, что я планирую. Но я расскажу ему всё. Мы объединяемся и ставим точку в этой истории. Неважно, сколько времени мне для этого потребуется. Я просто не могу позволить ей остаться безнаказанной. После того, как я узнала, что она сделала, после того, как она меня предала, я не могу иначе. Всё, что я хочу — вернуть себе хоть немного контроля. Не знаю, получится ли, но я обязательно это сделаю.