— Ты же обещала, что не будешь так думать.
— Не могу. Как ты себе это представляешь?
— Ты же не одна. Я рядом, помнишь?
Она закусила губу, пытаясь скрыть дрожь.
Андрей уселся рядом, его взгляд был мягким, но непоколебимым.
— Не будет так, как ты боишься. Мы пройдём через это. Вместе.
Но её сердце всё равно сжалось, потому что была одна вещь, от которой не уйти — прошлое, которое с каждым днём становилось всё ближе.
***
Алина стояла на крыльце роддома, прижимая к груди сверток с новорожденным сыном. Максим, рядом, поддерживал её под локоть, вглядываясь в маленькое личико, на котором ещё не осела ни одна морщинка от времени. Ветер, февральский, колыхал розовые ленты на букете, который держали родители и родня. Всё как в фильмах, только без света софитов.
— Ну покажите уже, покажите! — Наталья Ивановна толкнула людей и протиснулась вперёд. — Я, бабушка, по праву имею право посмотреть!
Алина аккуратно приоткрыла край одеяла, давая посмотреть на малыша. Тот, поморщившись от солнечного света, чуть не заплакал, но только всхлипнул.
— На кого же он такой? — свекровь склонилась, рассматривая каждый уголок его лица. — Совсем не вижу нашего Максима…
— Мам, он только родился, — Максим положил руку на плечо жены, пытаясь как-то сгладить напряжение. — Он же может ещё сто раз измениться.
Наталья Ивановна чуть поджала губы, сузила глаза, но не сказала ни слова. Алина почувствовала, как та потянулась за телефоном и начала что-то искать в галерее. Это был её стиль — всегда сравнивать, искать совпадения и различия.
Дни дома пролетели как в тумане. Детки, кормления, бессонные ночи. Алина едва успевала перекусить, меняя подгузники и укачивая малыша. Максим старался помочь, как мог — качал сына, когда тот начинал капризничать, готовил ужины и старался успеть убрать.
А вот свекровь как-то не спешила уходить. Каждый день, будто бы помогать, приходила. А вместо того, чтобы предложить помощь, сидела возле колыбели и разглядывала фотографии в своём телефоне.
— А у вас в роду темненькие были? — спросила она, попивая чай на кухне и спокойно наблюдая за дочерью.
— У моей бабушки волосы тёмные были, — Алина словно перебирала слова, чтобы не сорваться. В груди горело, но она сдерживалась.
— Вот, посмотри, — свекровь ткнула в экран телефона, не давая покоя. — Вот Максим в этом возрасте. Смотри, какой беленький. Нос такой же был, аккуратненький… Не то что у вашего…
— Мам, ты опять за своё? — Максим зашёл на кухню в самый неподходящий момент, как обычно. — Сколько можно? Ребёнок на себя похож!
— Я просто интересуюсь! — свекровь поспешно убрала телефон, как будто её поймали на каком-то преступлении. — Я, бабушка, имею право знать, чьи гены у моего внука.
Алина сжала чашку так, что побелели костяшки пальцев. Плечи напряглись. С каждой встречей намёки становились всё явнее.
Через неделю, на семейный ужин, вся родня собралась, чтобы поздравить молодых родителей. Стол, как всегда, ломился от угощений. Все умилялись перед малышом, ого, как он спит, какие у него ручки-ножки. Но Алина ощущала, как на ней висит напряжённый взгляд свекрови. Кажется, она собирается что-то сказать. И вот она не выдержала.
— А помнишь, Алиночка, на вашей свадьбе был такой симпатичный брюнет? — спросила Наталья Ивановна, садясь за стол. — Твой одноклассник, как его звали?
— Дима, — не глядя, ответила Алина. — А что?
— Да так, вспомнилось вдруг… — свекровь многозначительно взглянула на малыша, который мирно спал в коляске. — Темненький такой был парень…
— Мама! — Максим резко ударил вилкой по столу. — Прекрати немедленно!
— А что такого? — Наталья Ивановна развела руками, как будто её совсем не было. — Я просто заметила, что малыш на тебя совершенно не похож! Вот и волосики темные, и носик… — она взглянула на сына, как будто тот был не её внук. — Если ты так уверен в своём отцовстве, почему бы не сделать тест ДНК? Для очистки совести.
В комнате наступила тишина. Гробовая тишина. Алина почувствовала, как колени подкашиваются. Медленно встала из-за стола, чувствуя на себе взгляд свекрови, почти жгучий.
— Извините… — произнесла она тихо. — Мне нужно покормить малыша.
Она быстро вышла из комнаты. В детской, прижимая к себе сына, она закрыла глаза. Слезы сами катились, даже не понимаешь, откуда они.
Через полчаса Максим нашёл её в кресле-качалке. Малыш уснул в её руках.
— Прости за маму, — он опустился перед ней на колени. — Она просто с ума сходит от беспокойства. Ты же знаешь, какая она… чрезмерно заботливая.
— Чрезмерно заботливая? — Алина горько усмехнулась. — Она обвиняет меня в измене!
— Не обращай внимания, — Максим взял её за руку, сжимаю так, что пальцы побелели. — Я знаю, что это наш сын. И точка.
Но на следующий день всё началось заново. Наталья Ивановна принесла альбом с детскими фотографиями Максима, не говоря ни слова, а в глазах уже было что-то, что Алина не могла понять.
— Вот, смотри, сама посмотри! — свекровь раскладывала перед Алиной фотографии, как будто это были самые ценные реликвии. — Вот Максимка в роддоме, вот в три месяца, вот в полгода… Да тут ни одной черточки не похожей! Я, как мать, знаю!
Алина молча взяла фотографии, положила их обратно в альбом и передала его свекрови. В комнате стояла такая тишина, что можно было слышать только мягкое дыхание малыша в кроватке. Свекровь, казалось, не заметила этого. Она вдруг переменила интонацию на притворно-ласковую:
— Дай-ка я малыша подержу. Ты, наверное, совсем устала. Ночью не выспалась, да? По глазам вижу. Отдохни, а я с ним немного посижу.
Алина хотела что-то ответить, но усталость была слишком сильной. Она молча покачала головой.
— Спасибо, но…
— Никаких «но»! — Наталья Ивановна быстро поднялась с дивана. — Ты же прямо вся измученная. Иди, полежи, а я с внуком посижу. Он ждал этого момента, да и ты немного отдохнёшь.
Не дождавшись ответа, свекровь уверенно пошла к кроватке. Алина хотела возразить, но уставшие ноги будто сами вели её в спальню. Последние ночи не давали ей покоя, малыш часто просыпался, и сон был поверхностным.
Свекровь ворковала над малышом, поправляя его одеяло, перебирая игрушки. И вдруг, как бы между прочим, достала маленькие ножницы с перламутровыми ручками, едва заметно их блеск вырвался в свете лампы.
— Ну вот, какой локон у нашего ангелочка! — Наталья Ивановна начала срезать маленькую прядку волос. — Это же такая прелесть! В альбом положу. У меня и Максимкин локон в альбоме лежит, я в три месяца срезала.
Алина не могла отвести взгляда. Нечто в этих действиях показалось странным. Но она решила не вмешиваться. Бабушка имеет право на сентиментальные моменты, наверное, ничего страшного. Но все же сердце ёкнуло.
— Такие мягкие волосики, — говорила Наталья Ивановна, убирая срезанный локон в маленький конвертик и пряча его в сумку. — Только вот совсем тёмные. В кого же это?
Алина почувствовала, как в горле пересохло. Что-то в этих словах зацепило. Тёмные?
Алина сделала вид, что не услышала последний комментарий. Она продолжала, как ни в чем не бывало, тереть детские бутылочки, хотя в голове всё было в смятении. В дверь вошел Максим. Сразу заметил напряжение в воздухе, как ножом нарезанном, и сразу понял: что-то не так.
— Что у вас тут происходит? — спросил он, вытирая с обуви последние капли дождя.
— Да вот, помогаю невестке с малышом, — ответила Наталья Ивановна, поспешно закрывая сумку и застегивая её на замочек. — Ладно, мне пора, дел-то сколько! Вся в заботах.
Через несколько дней, как по расписанию, свекровь снова явилась. И в этот раз глаза её сверкали как-то особенно. На губах играла странная, почти театральная улыбка. Словно она что-то знает, что не знает никто другой.
— Как тут мои дорогие поживают? — сказала она, проходя в кухню, где Алина кормила малыша. — Скоро всё прояснится, невестушка. Правда всегда на стороне нашей семьи.
Алина замерла, замершей руке с бутылочкой. Всё внутри сжалось, как в страшном сне.
— О чем вы говорите, Наталья Ивановна? — её голос дрогнул, но она сдерживалась.
— Узнаешь в своё время, — свекровь, подставив подбородок, улыбнулась ещё загадочнее, чем прежде, и взглянула на ребёнка. — Главное, чтобы все точки над «i» были расставлены. А то мы как в тумане живем, не понимаем, что творится.
В тот вечер, когда Максим вернулся домой, он был не похож на себя. Лицо как туча, глаза тяжёлые, словно он всю жизнь провёл под дождём. Он не разулся в прихожей, а прямо направился в кухню в ботинках, как-то бессознательно. Швырнул ключи на тумбочку, так что они покатились до самого края.
— Ты знаешь, что задумала моя мать? — его голос был глухим, как если бы он только что вытащил зуб. — Она собирается сделать тест ДНК. Подговорила свою подругу из медицинского центра. Ты представляешь, какой бред?
— Что? — Алина замерла, опираясь на стол. Подкашивались ноги, и что-то тяжёлое сжало горло. — То есть… вот для чего ей были нужны волосы? Она их срезала не для альбома?
Максим потер лицо руками, его пальцы застряли в волосах.
— Я пытался её остановить, — его голос был почти без надежды. — Позвонил ей сразу, как только узнал от тёти Вали. Но она не отступает. Твердит про честь семьи, какие-то свои «материнские предчувствия». Говорит, что обязана докопаться до правды.
На следующий день Алина зашла в супермаркет, совсем не настроенная на покупки. Бродила между полками, не спеша, машинально выбирая детское питание. В голове было слишком много всего: от воспоминаний до тревожных мыслей. И вот, среди стеллажей с баночками и пакетиками, она услышала знакомый голос.
— Да, Валечка, через три дня результаты будут готовы. Я тебе говорила, что этот ребёнок не от нашего Максима! Вот увидишь… Глаза у него совсем чужие, и характер… Нет-нет, я почти уверена. А тест всё подтвердит.
Алина замерла, как вкопанная. Она выронила корзину, и банки с детским питанием с грохотом покатились по полу, привлекая внимание других покупателей. Надо было просто свернуться и уйти, но ноги будто приросли к плитке. Она с трудом повернула голову и увидела её — свекровь, побледневшую, как привидение, с телефоном у уха.
— Как вы могли? — Алина сделала шаг вперед, каждое слово, как нож, резало ей по сердцу. — Какое право вы имеете лезть в нашу жизнь? Проводить какие-то тесты за нашей спиной?
Наталья Ивановна выпрямилась, подняв голову высоко, как будто ей не было стыдно. Это не было возмущение, скорее, уверенность в своей правоте.
— Я имею право знать правду о своём внуке! — она выпалила, не скрывая торжества в голосе. — Если тебе нечего скрывать, то чего ты боишься? Или есть что-то, что ты от нас утаила?
И тут к сцене добавились зрители: покупатели, замершие с телефонами, подслушивающие, перешёптывающиеся. Алина почувствовала, как её душа сжалась. Слезы подступили к глазам, но она сжала зубы. Ещё чуть-чуть — и она расплачется прямо здесь.
Развернувшись, она поспешно вышла на улицу, практически бегом. В воздухе висела запах свежего дождя, но Алина его не чувствовала. Всё внутри было сжато, как пружина. Когда она оказалась дома, всё стало только хуже. Она металась по квартире, не находя себе места. Каждая мысль о том, что свекровь дальше рвет их жизнь, выжигала ей душу. И только когда приехал Максим, она немного успокоилась.
Они сели на кухне. На улице сгущались сумерки, и вдалеке завыла собака. Тишина в квартире была пугающей. Алина сжала руки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
— Я больше не могу так жить, — её голос сорвался, она еле сдерживалась от слёз. — Твоя мать превратила нашу жизнь в ад. Каждый день новые намёки, подозрения, сплетни… Либо ты что-то делаешь с этой ситуацией, либо я забираю ребёнка и уезжаю к родителям. У меня просто нет больше сил.
Максим молчал долго. Он смотрел в окно, его лицо было осунувшимся, как будто он сам не знал, куда идёт. Наконец, он достал телефон и набрал номер.
— Мама, нам нужно поговорить. Сейчас же. Приезжай.
Через полчаса Наталья Ивановна сидела на их кухне. Тишина была такая, что её можно было резать ножом. В воздухе висело что-то тяжёлое, как дощечка, на которой виснет веселье, но вот её никто не может поднять.
— Мам, верни волосы ребёнка, — голос Максима прозвучал так, что Алина чуть не почувствовала, как в нём пульсируют его нервы. — Немедленно. Я не позволю тебе устраивать этот цирк с тестами.
— Нет у меня никаких волос! — Наталья Ивановна вздернула подбородок, но её щеки вспыхнули, как у испуганной кошки. — Я уже отдала их в лабораторию. Через два дня будем знать правду. И вообще, я это ради тебя, сынок, делаю.
Два дня тянулись, как нескончаемая очередь в поликлинике, каждый звонок телефона вызывал у Алины дрожь. На третье утро она едва успела переодеться, как в дверь постучали. Открыла — и прямо перед ней стояла свекровь с белым конвертом в руках, лицо её было пепельно-серым, как старые газеты, которые долго лежат под дождем.
— Вот, — сказала свекровь, протягивая ей конверт дрожащими руками. — Можете сами прочитать.
Максим выхватил результаты теста. Он быстро пробежал глазами строки, и тут же на лице его замерла какая-то смесь из ярости и облегчения. В заключении чёрным по белому стояло: вероятность отцовства — 99,9%.
— Что, мама? — Максим взял бумаги и швырнул их на стол. — Довольна? Получила свою правду?
Наталья Ивановна села, как будто под тяжестью собственного тела. Она мяла в руках платок, но в её глазах теперь был какой-то затмённый свет, что-то от примирения и разочарования.
— Сынок, я просто хотела убедиться… Понимаешь, материнское сердце…
Алина сидела молча, её дыхание было тихим, но тяжёлым, и потом, как будто из-под земли, она произнесла:
— Выйдите.
Свекровь даже не поняла сначала.
— Что?
— Выйдите из моего дома. Сейчас же.
Наталья Ивановна осталась стоять, как статуя, а потом тихо вздохнула и вышла, не оглядываясь. Алина села на стул, её глаза были пустыми, но внутри было такое бурление, что, казалось, прямо сейчас она сойдёт с ума.
Следующие недели прошли в мертвой тишине. Телефон молчал, как гроб. Наталья Ивановна не звонила. А Максим несколько раз хотел с ней поговорить, но каждый раз, стоя на пороге, вдруг останавливался, потому что видел, как Алина качает головой, и ему становилось не по себе.
— Не надо, — тихо говорила она. — Мне нужно время.
Максим пытался загладить вину своей матери. Он готовил ужины по вечерам, гулял с малышом, чтобы Алина могла отдохнуть, но было что-то в её глазах, что не давало покоя. Между ними будто выросла невидимая стена, и, чем дальше, тем эта стена становилась крепче.
Прошло полгода. За окном расцвела весна, природа пробуждалась, а вот внутри у Алины всё было как раньше. Как будто она вросла в землю, и ничего вокруг неё не менялось. Но однажды утром, когда воздух пах цветущими деревьями, и свет скользил через окно, кто-то позвонил в дверь.
На пороге стояла Наталья Ивановна. Она была ещё более осунувшейся, чем раньше, с огромным тортом в руках, и в глазах её было что-то между отчаянием и покорностью.
— Можно войти? Я… я хотела поговорить.
Алина отступила на шаг назад.
Алина молча отступила, пропуская свекровь. В манеже играл малыш, пытался подняться, уже уверенно тянулся к краю, как будто весь мир был для него — вон там, за горизонтом, и он вот-вот туда доберется. Как только свекровь появилась в дверях, он радостно загулил, морща носик.
— Господи, как вырос! — Наталья Ивановна прошептала, и на её лице появился тот же восторг, который бывает у каждой бабушки, когда она вдруг осознаёт, что вот это чудо — её родной внук. — Копия Максим в этом возрасте…
— Теперь заметили сходство? — Алина скрестила руки на груди, глядя, как ребёнок играет, не обращая внимания на взрослых.
Наталья Ивановна сгорбилась, как будто её сжала невидимая рука.
— Прости меня, если сможешь. Я… я всё испортила. Своими руками разрушила нашу семью.
— Вы разрушили доверие, — Алина не смотрела на неё. Пальцы её сжались, но она не двигалась. — Это хуже.
Тишина стала такой тяжёлой, что её можно было бы буквально взять в руки. Максим собрал всех в гостиной. Он сидел, смотрел то на мать, то на жену. Его взгляд был холодным, но в нём была и какая-то глубина, будто он пытался понять, что делать, но не знал, как.
— Мама, — сказал Максим, наконец. — Я хочу, чтобы ты поняла раз и навсегда: мы с Алиной — семья. Отдельная. От тебя. Ты не имеешь права вмешиваться в нашу жизнь. Если хочешь видеть внука, научись уважать его мать.
— Я всё поняла, — Наталья Ивановна вытирала глаза платком, но её лицо было полным сожаления. — Но как мне искупить вину?
— Никак, — Алина покачала головой, не отводя взгляд от окна. — Просто больше никогда не переходите эту черту.
Неделя прошла в каком-то затянувшемся молчании. Максим принес новость, и она прозвучала как тень на горизонте.
— Меня зовут на повышение. В филиал в Санкт-Петербурге.
Алина подняла глаза от колыбели, и взгляд её стал каким-то насторожённым.
— Ты хочешь согласиться?
— А ты? — Максим присел рядом, его голос был тоном обдуманным, но в нем звучала какая-то надежда. — Может, нам всем нужно начать с чистого листа? В новом городе, подальше от… всего этого?
Алина долго молчала, глаза её задержались на ребёнке, который тянул руки в её сторону, и в его глазах было нечто совсем не детское — уверенность и умиротворение. В его чертах всё отчётливее проступало сходство с Максимом — те же ямочки на щеках, тот же разрез глаз.
— Знаешь, — сказала она, наконец, — наверное, ты прав. Давай начнём сначала.
Наталья Ивановна узнала о переезде последней. Она пыталась отговорить сына, плакала, но Максим был непреклонен.
— Решение принято, мама. Мы уезжаем через месяц.
В день отъезда она стояла у подъезда, кутаясь в старую шаль, руки сжаты, как у женщины, которая уже привыкла терять. Она смотрела, как грузчики выносят коробки, как Максим пристёгивает автокресло, как Алина укладывает сына. И когда машина тронулась, свекровь прижала ладони к лицу. Было так тихо, как бывает перед громом.
Дома Наталья Ивановна достала старый фотоальбом. На первой странице была фотография маленького Максима. Рядом — снимок её внука. Два абсолютно одинаковых личика смотрели на неё с пожелтевших страниц.
— Как же я была слепа, — прошептала она, проводя пальцем по фотографиям, как по тёмной реке, не решаясь взглянуть на берег. — Что же я наделала…
Телефон молчал. В квартире было так тихо, что Наталья Ивановна начала думать, что это тишина — теперь её неизбежная спутница. Она подошла к окну. По улице шли молодые мамы с колясками. И где-то там, в другом городе, Алина тоже везла коляску. С тем же малышом, которого могла бы видеть каждый день, если бы не её собственные подозрения.
Телефон вдруг зазвонил, заставив её вздрогнуть. На экране высветилось имя сына:
— Мама, мы доехали. Устроились в гостинице, завтра будем смотреть квартиры.
— Как малыш? — голос Натальи Ивановны дрогнул, она пыталась сохранить спокойствие, но оно выскользнуло из её пальцев, как песок.
— Нормально. Слушай… — Максим замолчал. — Если хочешь, можешь приезжать. Но только если научишься доверять людям.
— Я постараюсь, сынок, — прошептала Наталья Ивановна, и в её голосе было что-то новое — не просто слёзы, а какая-то готовность. — Я очень постараюсь.
В трубке послышался детский смех. Затем — голос Алины:
— Передавайте привет бабушке!
Наталья Ивановна закрыла глаза. Может быть, не всё потеряно? Может быть, ещё можно всё исправить? Только бы не упустить этот шанс. Только бы научиться доверять.
Конец.
