Даша сидела на подоконнике, разглядывая падающий снег. В соседнем дворе бабушка катала внука на санках – он заливался смехом, а она поправляла сползающую шапку и что-то ласково приговаривала.
– Мам, – восьмилетняя девочка обернулась к Ольге, которая гладила белье в углу комнаты, – а почему бабушка Люда к нам никогда не приходит?
Утюг замер на секунду. Ольга прикусила губу, подбирая слова.
– У неё много дел, солнышко.
– А у бабушки Тани тоже много дел, – Даша болтала ногами, – но она всегда находит время. И пирожки печет, и сказки читает…
Ольга отставила утюг, подошла к дочери. От батареи тянуло теплом, за окном кружились снежинки – такой уютный зимний вечер. Только на душе было тяжело.
Людмила Петровна жила в соседнем районе – всего полчаса на автобусе. Но могла не появляться месяцами. На звонки отвечала сухо: «Занята», «Не могу», «В другой раз». Этот «другой раз» никогда не наступал.
Из кухни донесся грохот – четырехлетний Артем опять что-то уронил. Следом раздался его звонкий голос:
– Мам, я нечаянно!
– Иду-иду, – Ольга погладила Дашу по голове. – Поможешь мне прибрать?
Дочка кивнула, спрыгнула с подоконника. На кухне их встретил разгром – Артем пытался достать печенье с верхней полки и опрокинул банку с крупой.
– Я хотел бабушке Люде отнести, – пробормотал он, шмыгая носом. – Она же любит овсяное…
Ольга замерла с веником в руках. Откуда он знает про овсяное печенье? А, точно – Сергей как-то обмолвился, что в детстве мама пекла ему такое. Всего раз или два, но он запомнил.
Вечером, когда дети уже спали, она решилась поговорить с мужем.
– Серёж, может, пригласим твою маму на Новый год? Дети так ждут…
Он оторвался от ноутбука, устало потер переносицу:
– Оль, не начинай. Ты же знаешь – она не придет.
– Но почему? – Ольга села рядом. – Что мы сделали не так?
– Ничего, – он невесело усмехнулся. – Просто она такая. Всегда была. Знаешь, в детстве я думал, что все мамы такие – строгие, холодные, вечно занятые. А потом пошел в школу и увидел, как другие матери обнимают своих детей, целуют, спрашивают про уроки…
Он помолчал, глядя в темное окно.
– Я тогда очень старался – хорошо учился, в олимпиадах участвовал. Думал, может, она заметит, похвалит. А она только кивала: «Молодец» – и всё.
Ольга вспомнила их свадьбу – Людмила Петровна сидела с прямой спиной, едва притрагиваясь к праздничным блюдам. А когда родилась Даша – даже не приехала в роддом. Прислала сообщение: «Поздравляю». Два года спустя, когда появился Артем, история повторилась.
– Может, она обиделась на что-то? – Ольга не могла смириться. – Может, я что-то не так сделала?
– Нет, – Сергей покачал головой. – Просто она не умеет быть бабушкой. Как не умела быть матерью. У неё своя жизнь – работа, подруги, поездки за границу. Мы в эту жизнь не вписываемся.
За стеной посапывали дети. Артем что-то бормотал во сне – наверное, опять снилось что-то интересное. Даша свернулась калачиком, прижимая к себе плюшевого медведя – подарок бабушки Тани на прошлый день рождения.
Ольга подошла к детской, приоткрыла дверь. В полумраке поблескивали рисунки на стене – вся семья, нарисованная Дашиной рукой. Мама, папа, она сама, Артемка, бабушка Таня… Людмилы Петровны на рисунке не было.
Может, пора перестать пытаться? Принять, что некоторые люди просто не созданы для семейной теплоты? Но как объяснить это детям?
***
В тот день Ольга решила испечь яблочный пирог – может, хоть запах детства растопит лед? Она помнила, как Сергей однажды обмолвился, что мама готовила такой по праздникам.
– Дети, собирайтесь, – она достала горячий пирог из духовки. – Поедем к бабушке Люде.
Даша оторвалась от книжки, в её глазах мелькнула надежда:
– Правда? А она дома?
– Я позвонила, предупредила.
Людмила Петровна жила в старой сталинке с высокими потолками и паркетными полами. Дверь открыла не сразу – словно решала, стоит ли.
– Проходите, – она посторонилась, пропуская их в прихожую. – Только я ненадолго, у меня через час встреча с подругами.
В квартире пахло духами и кофе. На стенах – картины с видами Парижа, на журнальном столике – свежие журналы и недопитая чашка. Ни одной детской фотографии, ни одной игрушки – ничего, что напоминало бы о внуках.
– Бабушка, смотри, что мы принесли! – Артем протянул ей рисунок. – Это ты!
Людмила Петровна взяла лист, едва взглянула:
– Да-да, спасибо… Поставь куда-нибудь.
Мальчик растерянно оглянулся – куда положить рисунок в этой безупречной квартире, где каждая вещь стояла на своем месте?
– А мы пирог испекли, – Ольга попыталась разрядить обстановку. – Яблочный, как вы раньше пекли Сереже.
– Я давно не ем мучное, – Людмила Петровна поджала губы. – Фигуру берегу. В моем возрасте надо следить за собой.
Даша забилась в угол дивана, обхватив колени руками. Артем крутился рядом, то и дело что-то задевая – вазу, статуэтку, журналы. После каждого его движения свекровь едва заметно вздрагивала.
– Осторожнее! – она резко одернула мальчика, когда тот потянулся к фарфоровой балерине. – Это дорогая вещь!
– Извините, – пробормотал Артем, пятясь назад.
– Может, чаю? – предложила Ольга. – Дети могли бы…
– Нет-нет, – Людмила Петровна демонстративно посмотрела на часы. – Мне скоро выходить. И вообще, я не привыкла к такому шуму.
«Шуму» – это к редким репликам детей?
– Мы хотели пригласить вас на Дашин день рождения, – Ольга сделала последнюю попытку. – В следующую субботу…
– В субботу я занята, – отрезала свекровь. – У меня запись к косметологу, потом встреча с подругами. Мы собираемся обсудить поездку в Италию.
Даша вдруг встала:
– Мам, пойдем домой? Пожалуйста.
В её голосе звенели непролитые слезы. Артем уже держался за дверную ручку – готовый сбежать из этой стерильной квартиры, где им явно были не рады.
– Да-да, идите, – Людмила Петровна заметно оживилась. – Мне действительно пора собираться.
Пирог так и остался стоять на идеально чистой кухне – нетронутый, ненужный. Как и их попытка стать семьей.
На обратном пути в автобусе Даша прижалась к матери:
– Мам, а почему бабушка Люда нас не любит?
– Солнышко… – Ольга гладила дочь по голове, не зная, что ответить.
– А мы больше не будем к ней ходить? – с надеждой спросил Артем.
– Не будем, если не хотите.
Дома их встретил Сергей – пришел с работы пораньше, удивился пустым рукам:
– А где пирог?
– Оставили твоей маме, – Ольга начала разбирать сумку. – Хотя она все равно не будет его есть. Фигуру бережет.
Муж помолчал, потом тихо сказал:
– Прости. Я должен был предупредить. Она никогда не изменится.
Вечером, укладывая детей, Ольга услышала, как Даша шепчет брату:
– Зато у нас есть бабушка Таня. Она настоящая.
И в этих словах было больше мудрости, чем во всех попытках взрослых объяснить необъяснимое.
***
В тот вечер Ольга не выдержала. Набрала номер свекрови, слушая длинные гудки и собственное гулкое сердцебиение.
– Алло? Я занята, – голос Людмилы Петровны звучал раздраженно.
– Простите, но нам нужно поговорить, – Ольга сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев. – Я хочу понять – почему вы так относитесь к внукам?
В трубке повисла тяжелая пауза.
– А что не так? – в голосе свекрови зазвенел металл. – Я вам что-то должна?
– Должна? – Ольга почувствовала, как к горлу подкатывает ком. – Речь не о долге. Они же ваши внуки! Они ждут вас, любят…
– Я вас не просила этих детей рожать! – резко оборвала её Людмила Петровна. – Сами решили – сами и возитесь. У меня своя жизнь, и я не собираюсь тратить её на чужие проблемы.
– Чужие? – голос Ольги дрогнул. – Даша и Артем для вас чужие?
– А что вы хотите? – в тоне свекрови появилось что-то похожее на усталость. – Чтобы я в моем возрасте изображала добрую бабушку? Пекла пирожки, вязала носочки? Это не мое. Я достаточно намучилась с одним ребенком.
Ольга прикрыла глаза. Перед внутренним взором встала картина: Даша, сидящая у окна и высматривающая бабушку, которая никогда не придет. Артем, прячущий рисунок, который никому не нужен.
– Знаете, – она старалась говорить спокойно, – дело не в пирожках. Дело в любви. В простом человеческом тепле. Они же дети – им нужно так мало…
– Вот именно – они дети, – перебила Людмила Петровна. – А я не люблю детей. Никогда не любила – ни своих, ни чужих. Все эти сопли, крики, беготня… Я ценю покой и порядок. Свою свободу. Своё время.
– Но Сережа… он же ваш сын.
– И что? – в голосе свекрови послышалась горечь. – Я его вырастила, дала образование. Он взрослый человек. А теперь вы хотите, чтобы я начала сначала? С его детьми? Нет уж, увольте.
В детской скрипнула дверь – Даша вышла в коридор, сонная, встрепанная.
– Мам, ты с кем разговариваешь?
Ольга прикрыла трубку ладонью:
– Иди спать, солнышко. Я скоро приду.
– Вот видите? – в голосе Людмилы Петровны прозвучало торжество. – Вечно эти дети мешают нормально поговорить! Слушайте, у меня нет ни времени, ни желания это обсуждать. Живите как хотите, но не втягивайте меня в ваши семейные дела.
– Семейные? – Ольга почувствовала, как внутри что-то обрывается. – Но вы же часть этой семьи!
– Нет, – отрезала свекровь. – Я сама по себе. И давайте на этом закончим. Мне пора.
Короткие гудки ударили по ушам. Ольга медленно опустила телефон.
В коридоре все еще стояла Даша – она все слышала. В её глазах стояли слезы.
– Мам, – прошептала она, – теперь я понимаю. Бабушка Люда просто не умеет любить, да?
Ольга обняла дочь, прижала к себе. От детской пижамы пахло ванилью и теплом.
– Иногда, – тихо сказала она, – люди просто не знают, какое это счастье – любить кого-то больше себя.
В этот момент она поняла: больше не будет попыток. Не будет унижений, просьб, надежд. Людмила Петровна сделала свой выбор – жить в своем стерильном мире, где нет места детскому смеху и семейным праздникам.
И, может быть, это её право. Но и у них есть право – право быть счастливыми без неё.
Прошел год. В квартире пахло корицей и ванилью – бабушка Таня учила Дашу печь булочки. Артем сидел за столом, старательно вырезая снежинки из бумаги. За окном падал декабрьский снег, укрывая город белым одеялом.
– Мам, смотри! – Даша гордо продемонстрировала первую партию выпечки. – Совсем как у бабушки получилось!
Ольга улыбнулась, глядя на дочь – в белом фартуке, с мукой на носу, такую счастливую. Год назад она боялась, что дети будут страдать без второй бабушки. Но время показало – лучше совсем без бабушки, чем с той, которая приносит только боль.
Сергей изменился. Словно разговор с Людмилой Петровной что-то перевернул в нем. Он стал больше времени проводить с детьми – помогал Артему собирать конструктор, слушал Дашины рассказы о школе, водил их в парк по выходным.
– Знаешь, – сказал он как-то вечером, когда они укладывали детей, – я вдруг понял: то, чего не получил сам, можно дать другим.
***
Людмила Петровна уехала в свою Италию. Потом в Испанию. Потом еще куда-то. Открытки не присылала, не звонила. Только однажды Ольга встретила её в супермаркете – постаревшую, но все такую же прямую, с идеальной укладкой.
– Здравствуйте, – кивнула Ольга.
Свекровь замерла на секунду, разглядывая её будто сквозь стекло:
– А… здравствуй. Как там… дети?
– Хорошо. Даша в музыкальную школу поступила, Артем в футбол играет.
– Да-да, – Людмила Петровна поправила сумочку. – Ну, я пойду. Дела.
И ушла – прямая спина, стук каблуков по кафельному полу. Одинокая фигура, выбравшая свободу вместо любви.
А вечером того же дня они всей семьей сидели на кухне – пили чай с бабушки Таниными булочками, смеялись над Артемкиными шутками, слушали, как Даша разучивает новую мелодию на пианино.
– Бабуль, а расскажи, как мама в детстве училась готовить! – просила Даша, прижимаясь к бабушке Тане.
И та рассказывала – с любовью, с теплом, с тем особым светом в глазах, который бывает только у настоящих бабушек.
Может быть, где-то в своей пустой квартире Людмила Петровна тоже вспоминала их. Может быть, в минуты одиночества думала: а что, если бы все было иначе? Но это были уже не их мысли и не их боль.
Они научились быть счастливыми без неё. Научились ценить то, что имеют – любовь, тепло, поддержку. И поняли главное: семья – это не кровные узы. Семья – это когда тебя любят просто за то, что ты есть.
А бумажные снежинки Артема до сих пор висят на холодильнике – немного кривые, но сделанные с любовью. Такой простой символ того, что иногда счастье – это просто быть вместе, даже если кто-то решил остаться в стороне.
