– Что за безвкусица! – она раздражённо отвернулась. – Антон Матвеевич, вы видели эту… эту мазню?
Елена Павловна стояла у окна своей гримёрной, разглядывая афишу нового спектакля. Её пальцы, унизанные старинными кольцами, нервно теребили театральную программку. Пожилой костюмер, привыкший к капризам бывшей примы, только вздохнул:
– Елена Павловна, времена меняются. Сейчас такой стиль…
– Какой стиль? – она резко развернулась. – Назвать это стилем? Да эта девочка просто издевается над классикой!
В дверь осторожно постучали. На пороге появился её сын, Андрей – высокий, подтянутый мужчина лет тридцати пяти.
– Мама, ты уже видела макеты программок к новому спектаклю?
– О да! – Елена Павловна театрально всплеснула руками. – Твоя… супруга превзошла саму себя. Превратить «Чайку» в какой-то авангардистский балаган!
– Маша просто предложила современное прочтение…
– Современное? – она рассмеялась. – Милый мой, я сорок лет отдала этому театру. Я играла Аркадину, когда твоя Маша ещё в детский сад ходила!
В коридоре послышались быстрые шаги, и в гримёрную вошла Мария – изящная женщина в строгом чёрном платье.
– Добрый день, Елена Павловна, – она держалась прямо, но в глазах читалось напряжение. – Я как раз искала вас. Хотела обсудить…
– Что тут обсуждать? – перебила свекровь. – Ты уже всё решила. Развалила классическую сценографию, переписала мизансцены…
– Я не переписывала, а адаптировала…
– Адаптировала? – Елена Павловна повысила голос. – Чехов в твоей постановке перевернётся в гробу!
– Мама, – вмешался Андрей, – давай без крайностей.
– Крайности? – она подошла к столику и взяла старую фотографию, где была запечатлена в роли Аркадиной. – Когда я выходила на эту сцену, зал рыдал! А теперь… теперь здесь будет какой-то модернистский эксперимент!
Мария глубоко вздохнула:
– Елена Павловна, я понимаю ваши чувства. Но театр не может застыть в прошлом веке…
– Ах, вот как? – свекровь прищурилась. – Значит, я для тебя – пережиток прошлого?
– Я этого не говорила.
– Но подумала! – она повернулась к сыну. – Андрюша, неужели ты позволишь ей издеваться над нашим театром?
– Наш театр теперь под руководством Марии, – тихо ответил он. – И я уважаю её видение.
Елена Павловна побледнела:
– Предатель! Все предатели! – она схватила сумочку. – Но я этого так не оставлю. Увидите!
Она выскочила из гримёрной, громко хлопнув дверью. Антон Матвеевич покачал головой и тихо вышел следом.
– Прости, – Андрей обнял жену. – Она просто не привыкла…
– К чему? К тому, что больше не главная? – Мария устало потёрла виски. – Боюсь, это только начало.
На следующий день театр гудел как растревоженный улей. Елена Павловна успела обойти всех своих старых знакомых, и теперь в каждом углу шептались о «скандальной постановке».
Мария сидела в кабинете главного режиссёра – своём новом кабинете – когда к ней без стука ворвалась Светлана Игоревна, заведующая костюмерным цехом.
– Мария Александровна, это невозможно! – она бросила на стол папку с эскизами. – Я не могу работать в таких условиях!
– Что случилось?
– Ваши костюмы! Они… они просто издевательство над классикой! – женщина всплеснула руками. – Елена Павловна права…
Мария устало потёрла переносицу:
– А, вот оно что. Значит, уже успела.
– Не понимаю, о чём вы.
– Всё вы понимаете, Светлана Игоревна. Скажите честно – вчера вечером к вам заходила моя свекровь?
Костюмерша замялась:
– Ну… да. И она абсолютно права! В её время…
– В её время был другой век, – резко оборвала Мария. – Сейчас у театра новое руководство и новое видение.
В дверь постучали. На пороге появился Андрей. А костюмерша, воспользовавшись моментом, ушла тихонько.
– Маш, у нас проблемы. Исполнительница главной роли отказывается от участия в спектакле.
– Что? – Мария вскочила. – Почему?
– Говорит, что не может предать память великой Елены Павловны, – он развёл руками.
– Прекрасно! – Мария нервно рассмеялась. – Просто прекрасно! Твоя мать решила уничтожить спектакль ещё до премьеры!
– Не преувеличивай…
– Не преувеличивай? – она подошла к окну. – Андрей, ты же видишь, что происходит! Она настраивает против меня всю труппу!
Спорили и скандалили они об этом до самого вечера, а потом Андрей решил наведаться к матери, которая именно сегодня, когда из-за неё столько проблем нарисовалось, не пришла в театр.
– Здравствуй, сынок! – она изобразила участливую улыбку, держа в одной руке рюмочку с любимым ликёром. – Я слышала, у вас какие-то проблемы с актрисой? – сразу же спросила она сына.
– Прекрати это, мама, – твёрдо сказал Андрей.
– Что прекратить, милый? Я просто поделилась своим мнением о работе моей невестки с коллегами. Разве это запрещено?
– Нет, не запрещено, – ответил он ей. – Но знаешь, что? Спектакль состоится. Даже если нам придётся полностью заменить труппу.
– О, как самонадеянно! – Елена Павловна театрально вздохнула. – Но ты забываешь одну маленькую деталь: без положительной рецензии театрального критика карьера твоей жены здесь закончится, не успев начаться!
Вечером в их квартире разразилась гроза, когда Андрей рассказал, что его мать натравит критиков на неё и её постановку и лучше просто сдаться. Мария металась по комнате, швыряя вещи в чемодан.
– Значит, твоя мать права? – она остановилась перед мужем. – Значит, «настоящее искусство» важнее, чем я?
– Маша, послушай…
– Нет, это ты послушай! – она сжала кулаки. – Три года я работала над этой постановкой. Три года! А ты позволяешь ей всё разрушить!
В дверь позвонили. На пороге стоял взволнованный Антон Матвеевич.
– Простите за поздний визит, – он переминался с ноги на ногу. – Но я должен вам кое-что рассказать.
– Что случилось? – спросил Андрей.
– Елена Павловна… Она встречалась сегодня с Виктором Михайловичем.
Мария побледнела. Виктор Михайлович был главным театральным критиком города, его слово могло похоронить любую постановку.
– И что?
– Она показала ему старые записи своих выступлений. Говорила, что нельзя забывать о культурном наследии и нельзя всё это так просто оставлять…
– Классическое наследие? – Маша усмехнулась. – Она просто выжила из ума уже и не может смириться с тем, что её время прошло!
– Дело, как бы так сказать… Не только в этом… – Антон Матвеевич слегка понизил голос. – Она намекнула мне, что у неё есть… Компромат на вас, как на нынешнего руководителя её театра.
– Какой ещё компромат? – Андрей напрягся.
– Что-то связанное с финансовыми документами прошлого года…
Мария резко повернулась к мужу:
– Ты знал об этом?
– Маша, я…
– Знал или нет?
Андрей опустил голову:
– Были некоторые… неточности в отчётности. Но мама обещала, что никогда…
– Теперь мне всё понятно! – Мария рассмеялась, предвидя зарождавшуюся в ней истерику. – Вот почему ты молчишь! Она держит тебя под каблуком, вот и всё!
– Я пытался защитить театр!
– Нет, ты защищал только её! – Мария подошла к окну. – Знаешь, что самое страшное? Она даже не понимает, что убивает искусство, которое якобы защищает.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Антон Матвеевич прокашлялся:
– Есть кое-что ещё… У меня сохранились копии всех документов того периода. И не только финансовых.
– О чём вы? – Андрей напрягся.
– О том, что Елена Павловна не так безупречна, как хочет казаться. У меня есть доказательства… разных вещей.
Мария медленно повернулась:
– Вы предлагаете использовать это против неё?
– Я предлагаю восстановить справедливость, – старый костюмер выпрямился. – Театр должен жить. А значит, должен меняться.
День премьеры наступил внезапно, словно гроза посреди ясного неба. За кулисами царила привычная суматоха, но в воздухе висело странное напряжение. Елена Павловна восседала в первом ряду, как королева на троне.
– Десять минут до начала! – раздался голос помощника режиссёра.
Мария стояла за кулисами, когда к ней подошёл Антон Матвеевич:
– Виктор Михайлович прибыл. Сидит в директорской ложе.
– Пусть смотрит, – она расправила плечи. – Сегодня всё решится.
В этот момент за спиной раздался голос Елены Павловны:
– О, какая самоуверенность! Прямо как у меня в молодости.
– Зачем вы здесь? – Мария повернулась. – Ваше место в зрительном зале.
– Хотела убедиться, что ты не наделаешь глупостей, дорогая.
– Глупостей? – Мария достала из папки конверт. – Вы об этих глупостях, Елена Павловна?
Свекровь побледнела, увидев знакомые документы:
– Откуда это у тебя?
– Неважно. Важно, что здесь есть всё: и финансовые махинации, и поддельные рецензии, и даже история с молодыми актрисами, которых вы… отсеивали.
– Ты не посмеешь! – голос Елены Павловны дрогнул.
– Почему же? – Мария подошла ближе. – Вы же сами учили: в театре, как и в шоу-бизнесе все средства хороши.
– Мама, хватит, – появился Андрей. – Игра окончена.
– Ты? – Елена Павловна посмотрела на сына. – Ты тоже против меня?
– Я за театр, – он взял жену за руку. – За настоящий, живой театр. Не за музей твоей славы.
Елена Павловна покачнулась:
– Предатели! Вы уничтожите всё, что я создавала!
– Нет, мама. Мы просто дадим ему возможность дышать.
В этот момент прозвенел третий звонок. Елена Павловна выпрямилась:
– Что ж, поиграем. Но учтите: одно моё слово Виктору Михайловичу…
– Не стоит, – раздался голос от входа. Там стоял сам критик. – Я всё слышал.
– Виктор, ты не понимаешь…
– Нет, Лена, это ты не понимаешь, – он покачал головой. – Я давно хотел написать правду о твоих… методах. Теперь, кажется, пришло время.
Елена Павловна рухнула на стул:
– Значит, вот так? Всё кончено?
– Нет, – Мария протянула ей руку. – Всё только начинается. Останьтесь. Посмотрите спектакль. Не как бывшая прима, а как зритель. Просто позвольте искусству быть живым.
Занавес медленно поднимался. В зале стихли разговоры. Мария сжала руку мужа:
– Пора.
Аплодисменты гремели, как летняя гроза. Зрители вставали один за другим, превращая финал спектакля в триумф. Мария стояла на сцене, принимая цветы, когда заметила пустое кресло Елены Павловны.
За кулисами её встретил взволнованный Антон Матвеевич:
– Она ушла посреди второго акта. Прямо после сцены с зеркалами.
– Той самой, которую она так критиковала? – Мария горько усмехнулась.
– Маша! – Андрей пробрался сквозь толпу поздравляющих. – Виктор Михайлович хочет поговорить.
В директорском кабинете критик встретил их необычайно воодушевлённым:
– Потрясающе! Просто потрясающе! Вы перевернули классику, но не уничтожили её суть.
– Значит, вы согласны с нами, что моя свекровь слишком погрязла в прошлом? – осторожно спросила Мария.
– Лена не может по-другому… – он покачал головой. – А театр должен начать дышать настоящим.
Внезапно дверь распахнулась. На пороге стояла Елена Павловна, бледная, но решительная:
– Я всё решила. Андрей, завтра же перепишешь театр на меня.
– Что? – он опешил.
– Ты слышал. Иначе я всё предам огласке. Всё! И про махинации с билетами, и про…
– Нет, мама, – Андрей встал. – Больше никаких угроз.
– Да как ты смеешь! – она задохнулась от возмущения. – После всего, что я для тебя сделала!
– Именно поэтому, – он подошёл к ней. – Ты научила меня любить театр. Но забыла научить любить людей.
– Люди приходят и уходят, – она махнула рукой. – А театр вечен!
– Театр живёт людьми, Елена Павловна, – тихо сказала Мария. – Их чувствами, их болью, их радостью.
– Не тебе меня учить! – она повернулась к Виктору Михайловичу. – Ты! Ты же видишь, что они творят!
– Вижу, Лена, – он кивнул. – Они творят будущее.
Елена Павловна медленно опустилась в кресло:
– Значит, вот как? Всё, что я создавала годами…
– Никто не отнимает твоих заслуг, мама, – Андрей положил руку ей на плечо. – Но пришло время отпустить.
– Отпустить? – она резко встала. – Хорошо. Я отпускаю. Всё. И театр, и тебя, и… – она посмотрела на невестку. – Поздравляю. Ты победила.
– Это не победа и не поражение, – Мария покачала головой. – Это просто жизнь.
Елена Павловна направилась к двери, но остановилась:
– Знаешь, что самое обидное? Я действительно верила, что делаю всё правильно.
Дверь захлопнулась. В кабинете повисла тишина, нарушаемая только далёкими аплодисментами из зала.
– Она вернётся? – тихо спросила Мария.
– Не знаю, – Андрей обнял жену. – Но теперь это её выбор. Не наш.
А пока сын с невесткой радовались овациям зрителей, радовались, что у них всё получилось, Елена Павловна пошла прямо из театра к своему старому знакомому ещё из девяностых годов, который помогал ей с её махинациями и также промышлял другой незаконной, а порой и криминальной деятельностью.
Это он убирал с дороги своей дорогой «подруги» конкуренток на главные роли, кого-то в больницу, кого-то просто припугивал, это он помогал с критиками, примерно теми же способами, и ещё много чего другого…
Но в этот раз она решила действовать более радикально, раз уж она не смогла победить сына и невестку в своей же собственной игре. В этот раз она переплюнула даже свою любовь к театру, не говоря уже о сыне…
Ближе к утру, когда Андрей с женой только приехали домой после удачной премьеры, Маше позвонил какой-то номер:
— Да! – радостно, но уже немного устало ответила она, думая, что это опять кто-то из знакомых хочет поздравить её с успехом. – ЧТО?! – закричала она в телефон.
Андрей сразу же напрягся, понял, что ничего хорошего жена сейчас точно не слышит.
Он подошёл к ней, когда Маша просто рухнула на диван в гостиной и уставилась в одну точку, а телефон тем временем выпал у неё из рук на пол.
— Что такое? Что случилось? – обеспокоенно спросил её муж.
— Театр…
— Что «театр»? — не понял он.
— Театр сгорел… Его больше нет…
— ЧТО?! – точно так же отреагировал Андрей на эту новость.
— Мне сейчас из полиции позвонили…
— Так что ты сидишь?! Поехали туда!!!
Но смысла приезжать не было. Там выгорело почти всё, что было так дорого им обоим. Андрей так вообще, можно сказать, что вырос в этом театре, пока мать руководила им и играла практически везде главные роли. Он, можно сказать, его и воспитал. А тут… Любимого с детства места больше нет…
Но там сгорели не только сцена, гримёрки, костюмы и прочее, а сгорел ещё так же компромат на Елену Павловну, что было очень кстати для свекрови.
Все знали, чьих это рук дело, но доказать это было практически невозможно. Следствие об этом пожаре велось пару лет. Пока это считалось местом преступления, Андрей и Маша не могли ничего начать делать, восстанавливать его.
А за это время Елена Павловна начала пускать сплетни везде, где только можно, что её невестка своим новомодным искусством загубила то, на что Елена Петровна потратила всю свою жизнь. И то, что всё это только из-за того, что классические постановки намного лучше этих ремейков. Хотя в некоторых словах её и была доля правды…
Но теперь все вокруг винили во в этом пожаре только Машу, а Елена Павловна была просто сам ангел во плоти…
