— Мам, а зачем бабушка Аня брала у меня слюну? — как бы между прочим спросила Эльвира, раскрашивая единорога в своей любимой раскраске.
— Что? Какую слюну? — я замерла с тарелкой в руках. — Когда это было?
— Ну, когда ты с Настей к педиатру ходила. Бабушка сказала, что это для анализов, — дочка старательно выводила розовым фломастером гриву сказочной лошадки. — Только я ведь не болею. И к врачу мы не собирались.
Внутри у меня все похолодело. Я медленно поставила тарелку на стол.
— А как именно она это делала, солнышко?
— Ватной палочкой. Сказала открыть рот и потерла за щекой. А потом положила в специальную баночку, — Эля подняла на меня глаза. — Мам, я что-то не то сказала?
— Нет-нет, все хорошо, — я постаралась улыбнуться как можно естественнее. — Продолжай рисовать, у тебя чудесно получается.
Вечером, когда Миша вернулся с работы и девочки уже спали, я рассказала ему о странном разговоре с дочерью.
— Может, тебе показалось? — муж нахмурился. — Зачем маме брать у Эли анализы?
— Я тоже сначала не поняла. А потом вспомнила, как твоя мама настояла на том странном пункте в брачном договоре. Помнишь?
Конечно, он помнил. Три года назад, когда мы с Мишей решили пожениться, Анна Игоревна вдруг проявила удивительную активность в составлении брачного договора. Особенно ее интересовал пункт про измену — если кто-то из супругов окажется неверным, все совместно нажитое имущество переходит к обманутой стороне.
— Думаешь, она… — Миша не закончил фразу.
— Думаю, твоя мама решила проверить, твой ли ребенок Эльвира, — я произнесла это максимально спокойно, хотя внутри все кипело. — И судя по всему, она готова пойти на подлог, чтобы отобрать у нас квартиру.
Мы помолчали. История нашей покупки была непростой — копили, брали ипотеку, много работали. Сейчас потихоньку откладываем на вторую квартиру. И вдруг такое.
— Завтра же поеду в лабораторию, — решительно сказал Миша. — Выясню, куда сдавали анализ.
Утром я отвезла девочек в садик и школу, а сама поехала в ближайшую лабораторию. Администратор, молодая девушка, сначала отнекивалась, но когда я объяснила ситуацию, неожиданно разоткровенничалась.
— Да, была тут одна дама в возрасте. Предлагала деньги, чтобы мы «подкорректировали» результаты теста на отцовство. Мы, конечно, отказались — это уголовщина. Она ушла в другую лабораторию.
Я записала все на диктофон в телефоне. Следующие два дня мы с мужем объездили еще несколько лабораторий, и в одной нашли похожий след.
— Женщина очень настаивала, — рассказала заведующая. — Предлагала крупную сумму. Говорила, что хочет защитить сына от «коварной невестки». Мы отказались.
Миша сидел белый как полотно. Его руки, сжимающие руль, дрожали.
— Знаешь, что самое противное? — тихо сказал он. — Мама всегда учила меня быть честным. «Никогда не обманывай, сынок» — ее любимая фраза. А сама?
Вечером раздался звонок в дверь. На пороге стояла Анна Игоревна с пакетом гостинцев.
— К внучкам пришла, — улыбнулась она. — Где мои девочки?
— Присядьте, Анна Игоревна, — я указала на стул. — Нам нужно поговорить.
Разговор вышел тяжелым. Сначала свекровь все отрицала, потом пыталась оправдаться заботой о сыне. Говорила, что я слишком хорошо устроилась, что наверняка у меня есть «запасной аэродром».
— Мама, — Мишин голос дрожал. — Как ты могла? Использовать ребенка! Мою дочь!
— Я хотела как лучше! — воскликнула Анна Игоревна. — Ты же не видишь, что она…
— Что она что? — повысил голос Миша. — Замечательная мать? Любящая жена? Человек, который восемь лет делит со мной все радости и горести?
— Сынок! Она тебя обманывает, скоро придут результаты теста. — Она повернулась ко мне: — Квартиру пополам, милая невестка. У меня тут результаты анализов твоей дочки.
— Нет, мама. Ты переступила черту. Использовать восьмилетнего ребенка для своих интриг — это… — он покачал головой. — Я не хочу тебя больше видеть. И дети с тобой больше общаться не будут.
— Миша!
— Уходи, — твердо сказал он. — Я внесу твой номер в черный список. Когда будешь готовы искренне извиниться — дай знать. Я подумаю.
Дверь закрылась. Мы остались вдвоем в гулкой тишине квартиры.
— Прости, — прошептал Миша, обнимая меня. — Я не думал, что она способна на такое.
Прошло два года. Мы по-прежнему живем в нашей квартире, растим девочек, копим на вторую. Эльвира иногда спрашивает про бабушку, но все реже. Настя почти не помнит ее.
Один раз она звонила с какого-то неизвестного номера. Заявила: «Можешь начинать искать новую квартиру. Я тест ДНК внучке сделала, сейчас сыну покажу», и бросила трубку. Я только посмеялась. Никаких тестов, естественно, не приходило.
А недавно пришло письмо. Длинное, на нескольких листах. Анна Игоревна писала, что эти два года многое переосмыслила. Что поняла, как ужасно поступила. Что видит теперь, какую прекрасную семью построил ее сын.
«Простите меня, если сможете», — такими словами заканчивалось письмо.
Миша долго сидел над этим письмом, перечитывал несколько раз. Потом достал телефон и разблокировал мамин номер.
— Знаешь, — сказал он мне, — может быть, стоит дать ей шанс? Ради девочек.
Я кивнула. В конце концов, мы все совершаем ошибки. Главное — найти в себе силы признать их и попытаться исправить.
На следующий день после разблокировки маминого номера Миша позвонил ей сам.
— Привет, мама, — сказал он непривычно официальным тоном. — Я получил твое письмо.
— Миша, сынок, — голос Анны Игоревны дрогнул. — Я не надеялась, что ты позвонишь так скоро.
— Мы с Юлей решили, что нужно поговорить. Не по телефону. Приезжай к нам в субботу, часам к двум. Девочки будут на танцах.
В субботу ровно в два часа раздался звонок в дверь. Анна Игоревна выглядела постаревшей, осунувшейся. В руках она держала небольшой пакет.
— Проходите, — я впустила свекровь в квартиру.
— Юля, постой, — она протянула мне пакет. — Это результаты настоящего теста ДНК. Я сделала его тогда, в той последней лаборатории. Они отказались подделывать, но тест все-таки провели. Я должна была отдать его вам сразу.
Я взяла пакет, не зная, что сказать.
— Зачем вы его принесли сейчас? — спросил Миша.
— Чтобы вы знали: я не смогла довести задуманное до конца. Не смогла подделать результаты, хотя искала, где это сделать. А когда получила этот тест, поняла, какую страшную глупость придумала.
Мы прошли на кухню. Я заварила чай, достала печенье, которое испекла утром. Повисла неловкая тишина.
— Мама, — наконец произнес Миша, — я хочу понять. Почему ты это сделала? Что тебя толкнуло на такой поступок?
Анна Игоревна обхватила чашку с чаем дрожащими руками.
— Я боялась, — тихо сказала она. — Боялась, что Юля обманет тебя, что отберет квартиру, оставит ни с чем. Когда вы только познакомились, я была уверена, что она охотится за твоими деньгами.
— Но почему? — я не выдержала. — Чем я дала повод так думать?
— Ничем, — покачала головой свекровь. — Это все мои страхи. Когда Миша был маленьким, мы с отцом много работали, копили на квартиру. А потом нас обманули риелторы, забрали все сбережения. Мы остались без денег, без жилья, с маленьким ребенком на руках. Пришлось начинать все заново.
— Но при чем здесь Юля? — Миша стукнул ладонью по столу.
— Я перенесла свой страх на нее. Когда вы решили купить квартиру, эти воспоминания всколыхнулись. Я стала придумывать то, чего нет. А потом узнала про брачный договор, и мне показалось, что если доказать неверность Юли, ты сможешь защитить себя и свое имущество.
— Мама, но использовать ребенка.
— Я не думала тогда о последствиях. Не думала, как это отразится на Эле, на вас, на наших отношениях. Эти два года были самыми тяжелыми в моей жизни. Я скучала по внучкам, по тебе, Миша. Даже по тебе, Юля, хотя ты вряд ли в это поверишь.
— И что изменилось за эти два года? — спросила я.
— Я ходила к психологу. Разбиралась в себе, в своих страхах. Поняла, как заблуждалась. Видела, как папа переживает из-за нашего разлада. А потом случайно встретила вас в торговом центре. Вы меня не заметили, а я стояла и смотрела, какие вы счастливые — ты, Миша, девочки. Как Эля держит тебя за руку, как Настя смеется. И поняла, какую чушь придумала, какую прекрасную семью чуть не разрушила своими фантазиями.
В глазах Анны Игоревны стояли слезы. Миша смотрел в окно, стиснув зубы.
— Я не прошу сразу простить меня, — продолжила она. — Только дайте шанс доказать, что я изменилась. Позвольте хотя бы изредка видеться с внучками.
— Это непросто, — сказала я. — Нам нужно время. И главное — гарантии, что подобное никогда не повторится.
— Я понимаю. И я докажу вам, что заслуживаю доверия.
Мы договорились начать с малого — короткие встречи с девочками в нашем присутствии, никаких разговоров о прошлом, никаких попыток настроить детей против кого-то из родителей.
Когда Анна Игоревна ушла, мы с Мишей еще долго сидели на кухне.
— Как думаешь, она правда изменилась? — спросил он.
— Не знаю. Но она твоя мама, а девочкам нужна бабушка. Давай дадим ей этот шанс.
Первая встреча состоялась через неделю. Анна Игоревна принесла девочкам книжки — любимые сказки Миши из его детства. Эля сначала держалась настороженно, а потом разговорилась, показывала бабушке свои рисунки. Настя и вовсе не помнила обиды — радостно прыгала вокруг и требовала почитать ей про Винни-Пуха.
Прошел месяц. Встречи с бабушкой стали регулярными, но я все еще присматривалась к каждому ее слову, каждому жесту. Анна Игоревна старалась — это было заметно. Она больше слушала, чем говорила, и если начинала высказывать свое мнение, то осторожно подбирала слова.
В один из выходных мы собрались на даче у родителей Миши. Его отец, Игорь Петрович, очень обрадовался примирению:
— Наконец-то семья снова вместе, — сказал он, обнимая внучек.
Эля с Настей убежали исследовать сад, а мы остались на веранде. Я помогала свекрови накрывать на стол, когда она вдруг сказала:
— Юля, можно с тобой поговорить?
Мы отошли в сторону, к старой яблоне.
— Я должна рассказать тебе кое-что, — начала Анна Игоревна. — Все это время меня мучает совесть не только из-за истории с ДНК-тестом.
Я напряглась, но постаралась сохранить спокойное выражение лица.
— Помнишь, три года назад, когда вы только купили квартиру, у вас пропали документы на сделку?
— Да, мы тогда с ног сбились, искали их. Хорошо, что в банке были копии.
— Это я забрала документы, — тихо призналась свекровь. — Хотела найти какую-нибудь ошибку, зацепку, чтобы оспорить покупку. Потом испугалась и подбросила их обратно в почтовый ящик.
Я молчала, переваривая услышанное.
— Зачем вы мне это рассказываете?
— Потому что хочу начать все заново. Без тайн, без недомолвок. Я не смогу искупить свою вину, если не признаюсь во всем.
В ее голосе звучала искренность, которой я раньше не слышала.
— А что еще было? — спросила я прямо.
— Помнишь анонимные письма на работу Мише о том, что ты якобы встречаешься с коллегой?
У меня перехватило дыхание. Тот скандал чуть не стоил мне семьи. Миша тогда поверил мне, но осадок остался.
— Это тоже вы?
— Да. Я следила за тобой, видела, как ты обедаешь с сотрудником, и придумала эту историю. Прости меня, пожалуйста.
Я прислонилась к дереву. Голова кружилась от осознания масштаба интриг, которые плела свекровь.
— Мама, Юля, все в порядке? — к нам подошел Миша.
— Сын, я как раз рассказывала Юле о письмах, которые отправляла тебе на работу, — твердо сказала Анна Игоревна.
Миша побледнел: — Так это была ты?
— Да. И документы на квартиру тоже я брала. И много чего еще. Я должна признаться во всем.
— Господи, мама, — Миша схватился за голову. — Ты соображаешь, что делала? Ты же могла разрушить нашу семью!
— Соображаю. Теперь соображаю. И не прошу прощения, потому что знаю — такое простить невозможно. Просто хочу, чтобы вы знали правду.
К веранде подбежали девочки: — Бабушка, там цветы такие красивые! Пойдем покажем!
— Идите, я сейчас приду, — улыбнулась им Анна Игоревна и повернулась к нам. — Я понимаю, если после этого разговора вы снова закроете для меня двери.
— Нет, — вдруг сказала я. — Наоборот. Это первый раз, когда я вижу, что вы действительно раскаиваетесь.
Миша удивленно посмотрел на меня.
— Правда важнее притворства, — пояснила я. — Пусть она горькая, но с ней можно работать. Можно строить новые отношения.
— Спасибо, — прошептала Анна Игоревна.
Вечер продолжился, но что-то неуловимо изменилось. Словно лопнула невидимая струна напряжения, которая звенела все это время.
После ужина, когда мы укладывали девочек спать в старой Мишиной комнате, Эля сонно спросила:
— Мам, а бабушка теперь совсем-совсем с нами будет?
— Если ты хочешь.
— Хочу. Она сегодня не такая колючая, как раньше. И сказки рассказывает интересно.
Я поцеловала дочку в лоб:
— Спи, завтра рано вставать.
Внизу Анна Игоревна собирала посуду. Я спустилась помочь ей.
— Юля, можно задать вопрос? — спросила она, расставляя чашки в шкафу.
— Конечно.
— Почему ты так спокойно отреагировала на мои признания? Я ждала скандала, обвинений.
— Знаете, — я взяла полотенце вытирать тарелки, — когда человек признается в своих ошибках не под давлением, а по собственному желанию, это дорогого стоит. Вы могли унести эти тайны с собой. Но решили рассказать. Значит, действительно хотите измениться.
После того разговора на даче прошло полгода. Наши отношения с Анной Игоревной медленно, но верно менялись. Она больше не пыталась контролировать каждый наш шаг, не давала непрошеных советов, не критиковала мои решения.
Однажды вечером она позвонила:
— Юля, у меня к тебе просьба. Я хочу устроить сюрприз на день рождения Миши. Поможешь?
Раньше она всегда организовывала праздники сама, не спрашивая нашего мнения. Это был первый раз, когда она предложила действовать вместе.
— Конечно, помогу. Что вы придумали?
— Хочу собрать старые фотографии, сделать большой альбом. И еще, может быть, видео с поздравлениями от всех членов семьи?
Мы встретились на следующий день. Анна Игоревна принесла коробку со старыми снимками. Мы сидели у меня на кухне, разбирали фотографии, а она рассказывала истории из Мишиного детства.
— А здесь ему пять лет, — она протянула мне пожелтевший снимок. — Представляешь, решил сам приготовить завтрак. Разбил все яйца, измазал всю кухню, но был такой счастливый.
— Как Настя на прошлой неделе, — рассмеялась я. — Тоже хотела папе блины испечь.
— Вся в отца, — улыбнулась свекровь. — Юля, я давно хотела сказать. Ты замечательная мать. Я вижу, как девочки к тебе тянутся, как ты их понимаешь. Прости, что раньше этого не замечала.
Я не ожидала таких слов. Мы продолжили работать над альбомом, но что-то изменилось в атмосфере — стало теплее, душевнее.
На день рождения Миши собралась вся семья. Когда мы показали альбом и видео с поздравлениями, он растрогался: — Как вы это придумали?
— Это мамина идея, — сказала я. — Мы вместе готовили.
Анна Игоревна смотрела на сына со слезами на глазах: — Я так горжусь тобой, сынок. Ты создал прекрасную семью.
Вечером, когда гости разошлись, Миша обнял меня:
— Спасибо, что простила маму. Я вижу, как она изменилась.
— Знаешь, она правда старается.
В следующие месяцы наша жизнь постепенно налаживалась. Анна Игоревна стала чаще приходить к нам, помогала с девочками, когда мы с Мишей задерживались на работе. Однажды она осталась с ними на все выходные, пока мы ездили отдохнуть вдвоем.
Эля теперь часто просила бабушку помочь ей с уроками:
— Ты же была учительницей, научи меня красиво писать!
А Настя просто обожала их совместные прогулки в парке. Анна Игоревна учила внучек играть в классики, как когда-то маленького Мишу.
Прошел год с того разговора на даче. Мы снова собрались все вместе — теперь уже на день рождения Эли. Девочка задула свечи на торте и побежала открывать подарки.
— От бабушки, — она развернула красивую коробку. Внутри лежала старинная брошь.
— Это фамильная драгоценность, — сказала Анна Игоревна. — Когда-то моя бабушка подарила ее мне, когда мне исполнилось девять. Теперь я дарю ее тебе.
Эля бережно взяла брошь:
— Она такая красивая! Мам, поможешь приколоть?
Я помогла дочке закрепить украшение на платье. Анна Игоревна смотрела на нас, и в ее взгляде больше не было ни капли недоверия или подозрения.
Вечером, когда девочки уже спали, мы сидели в гостиной. Игорь Петрович разливал чай, Миша показывал фотографии с последнего отпуска.
— А помните, как все начиналось? — вдруг сказала Анна Игоревна. — Тот ужасный тест ДНК, мои нелепые подозрения.
— Мам, давай не будем, — начал Миша.
— Нет, я хочу сказать. Я так благодарна, что вы дали мне шанс все исправить. Что не оттолкнули, когда я призналась во всех своих глупостях. Теперь я понимаю, какое это счастье — быть частью настоящей семьи.
— Знаете, Анна Игоревна, — сказала я, — иногда нужно пройти через испытания, чтобы понять истинную ценность отношений.
Миша взял меня за руку:
— А помнишь тот пункт в брачном договоре? Может, уберем его?
— Давно пора, — улыбнулась я. — Он нам больше не нужен.
На следующий день мы встретились с юристом и внесли изменения в договор. Тот злополучный пункт про измену был удален. Теперь это был просто документ, защищающий интересы обеих сторон, а не инструмент манипуляции и недоверия.
