– Васька! Ты чего разорался? – Олег пытался ногами скинуть кота с одеяла.
Но Васька вопил как подорванный и отчаянно тянул на себя одеяло. Олег открыл наконец глаза, увидел взбешенного кота и почувствовал запах гари.
***
– Лесь, завтра годовщина отца. Надо нам навестить его. Убраться там надо, цветы, венок, а после и помянуть бы неплохо, – Олег сорвал с календаря листок.
– А помнишь, как он эти настенные календари любил? Каждый день читал, какой в мире праздник. Рецепты народные собирал. В приметы верил, – Леська вздохнула, вспомнив свекра. – Хороший он у тебя был.
На следующее утро Олег с Лесей и его мать оставили близняшек Ваню и Машку Лесиной маме, а сами поехали на могилу отца. Убрались, полили, посадили цветы, освежили краску на оградке, посидели, помолчали.
– Да, хороший он был. Среди родных такие редко, а он… – Олег держал в руке фотографию отца и поглаживал ее. – Как он маму любил! Никогда не забуду, как он нас со станции мокрых, голодных, домой к себе приволок. И не отпустил больше. Все что было отдал – годы, любовь, заботу.
– Насколько он старше вас, мам?
– Да больше чем на двадцать лет. Мама студенткой была, молодая, наивная. Тетка выгнала нас из дома, сказала, что надоело ей материнский позор на себе тащить. Мы и поехали к ее матери в деревню. А там совсем тяжко стало. Ославили мою мать, шпыняли ее, как только могли. Потом и оттуда нас погнали. Деревня ведь, позор…
Мама молча смотрела на фотографию на памятнике, она не принимала участия в разговоре сына со снохой.
– Олег, я все равно не могу понять, как мать дочь свою с младенцем на улицу выгнала… Не по-людски это.
– Не по-людски, Лесь, а что делать? Время такое было. Главное – что люди скажут… Вот и сидела она со мной маленьким на станции. Пальто тонюсенькое, сапожки мокрые, да я на ее руках маленький, с температурой. Мне тогда сколько ж было? – Олег нахмурил лоб. – Да четыре, почти четыре. И ведь помню, как сейчас было…
Долго еще Олег с женой вспоминали про отца, хотя чаще называли его просто дедом. Матвей Иванович Крыша, над его фамилией многие пытались потешиться, но ровно один раз. Матвей смотрел из-под лохматых бровей на говоруна так, что все сразу забывали про поддевки. И извинялись.
***
Мужчина приехал на станцию Коровино, чтобы вернуться в отчий дом к матери. Сложная у него была жизнь. Работал на Севере, зарабатывал хорошо, да и придавило его упавшим деревом.
Ногу отняли, пальцы на руке отморозил, их тоже частично убрали. Жена красивая сразу на развод подала.
Матвей, однако, обиды на нее не держал, умный дядька был. Вот и вернулся он на родину после лечения. Протез, пенсия, седые волосы.
– А ничего. Людям вон после войны еще хуже было, а я почти целый. Проживу. И работу найду.
Выйдя из поезда, он прям уткнулся в замерзшую молодую женщину, что сидела на лавке с малышом в обнимку. Снежок их хорошо припорошил.
Матвей подошел к ним.
– Вы на поезд? Так он сейчас уже поедет. Вы бы поторопились.
– А, нет, спасибо. Мы здесь посидим, – голос молодой женщины был осипшим и слабым.
– Что значит посидим? Да ты ребенка заморозить, что ли, собралась? – гаркнул Матвей.
– Денег у меня на билет нет. И идти нам некуда, – прошептала молодка и отключилась.
Матвей схватил ее вместе с пацаненком на руки и ворвался в помещение кассира.
– Воды горячей! И нашатырь, если есть!
Так они и познакомились, привез он их к матери. Сказал, что жена его и сын общий. Мать сразу заподозрила, что сын ее обманывает, но промолчала.
Сын взрослый, за сорок ему, покалеченный. Раз привез их, значит, надо так.
И приняла их.
Олежка выздоровел и довольно быстро стал Матвея называть папой, а мать его – бабушкой, а вот мамка его долго боялась Матвея. Почти год они жили под одной крышей как соседи, а потом все и сладилось у них. Полюбили они друг друга.
Бабка смеялась над сыном и снохой, мол, «она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним».
Как бы то ни было, но семья у них получилась хорошая, дружная. Правда, общих детей не случилось, но Матвей Олежку любил так сильно, что не заикался об общих детях.
Ну не дал бог общих, значит, так и надо.
Ушел Матвей тихо, пожал сыну руку, прошептал: «Береги мать, сынок» и закрыл глаза. Мамка тихо заскулила, сползла по стене на пол и плакала, не вытирая слез.
***
После уборки на могиле отца Олег с Лесей и мамой поехали к теще и забрали ее с близняшками домой помянуть добрым словом отца.
Вышли только из дома, а под ноги им комок пушистый подкатился.
– Ой, Олег, смотри, это ж котенок бродит. Худой какой, грязненький. И уши какие немытые.
– Лесь, так брошенный явно.
– Олег, давай заберем? Дом большой, места всем хватит.
– Да хватит, конечно. Ты только отмой его сначала, чтоб дети не нахватались чего.
Котенок устроился на руках мамы Олега и затих. Так и появился Васька в доме Олега. Шебутной, злой котяра, сначала тощий был, ребра, как на батарее торчали. Потом отъелся, заматерел, гонял всех соседских котов.
– Гроза деревенской котомафии, – смеялся Олег над Васькой.
А тот только и знал, что мотался по деревне, драки, рваные раны, шерсть столбом, любовь с полосатыми красавицами. Дома появлялся редко, спал на чердаке либо на сеновале. Чем питался, бог его знает, еда в миске часто оставалась заветренной.
Прошло несколько лет, близнецы подросли, Маша спала в комнате с бабушкой, мамой Олега, Ванька – в своей. Олег давно уже перестроил дом, сделал второй этаж, чтобы комнат всем хватало.
***
Спали они крепко, полночи бушевала гроза. Сухая, близкая. Гремело сильно, то и дело за окном сверкали молнии, потом затихло все. Дождя слышно не было, задержался где-то. Деревня забылась глубоким сном.
Олег видел сон, как они с отцом на речке, удочки, черви, рыбу ловить собирались. Насадили червя на крючок…
И в это момент Олег почувствовал, как этот крючок раздирает ему ногу. Он забарахтал в воздухе ногой, но крючок снова царапнул ногу, уже вторую. Одеяло поползло, а крючки стаей летят на Олега и рвут ему ноги, рвут.
Тут и крик кошачий раздался, Васька орал благим кошачьим м.а.том.
– Васька! Пошел вон! Ты чего разорался? – Олег пытался ногами скинуть кота с одеяла.
Но Васька вопил как подорванный и тянул на себя одеяло. Олег открыл, наконец, глаза, увидел взбешенного кота и почувствовал запах гари.
– Горим! Леся! Караул! Гори-и-им! – и кинулся в комнату к детям.
Леся накинула на кота одеяло, схватила его и понеслась вслед за мужем. Первый этаж был охвачен дымом, стало жарко, появилось огненное марево со стороны входной двери.
Олег заскочил к Ваньке, распахнул окно и буквально выбросил сына на улицу.
К горящему дому уже со всех сторон бежали соседи, они подхватили выпавшего Ваньку, за ним полетела Машка. Мама сама перебралась через окно и прыгнула в руки соседей.
Олег подтолкнул к окну Лесю, она, не выпуская орущего Ваську из рук, свалилась кулем на землю. Чувствуя, как уже пекут на голове волосы, Олег перевалился через подоконник.
Мужики помогли загасить огонь.
– Мужики, что случилось-то? – Олег еле дышал от усталости.
– Да молния в сарай на окраине деревни ударила. Оттуда искры полетели по всей деревне. Дождя же не было, во красный петух пот ветру и полетел.
В соседнем дворе собрались женщины. Олеся, мама и детвора сидели на завалинке, там уже пили чай, компот и молоко, кому чего захотелось.
– Васька где? – шмыгнул Олег.
Лицо у него было в черных полосах от сажи.
– Да где ему быть? Вот он, – Леся чуть наклонилась в сторону.
Васька лежал позади нее как ни в чем не бывало, сверля своими желтыми глазами хозяина.
– Васька, ты нам жизнь спас. Спасибо, друг! – Олег шумно вытирал пот с лица. – Ты прям как отец родной…
– Олег, ты чего? – всполошилась Леся.
– Леся, а ты помнишь, в какой день Васька нам под ноги кинулся? – Олег посмотрел на жену.
– Помню. Годовщина отца твоего была. Мы после кладбища за мамой и близнецами заехали. Он маме твоей под ноги кинулся. А что такое?
– Лесь, так это ж отец его к нам отправил! Точно, это только он мог. Он как был нашим ангелом-хранителем, так и остался. Мам, – Олег повернулся к матери.
Та плакала, глядя на сына. Она закусила губу и плакала, не в силах сдержать слезы.
– Спасибо, пап, – тихо прошептал Олег. – Ты снова нас спас. Папка…
***
Удивительное дело, но после пожара Васька стал чаще спать в доме. Он залезал на кровать, ложился в ногах Олега и Леси, мог устроиться у мамы возле головы и мурчать как реактор.
Кот стал терпелив в играх с близнецами, раньше он от них сбегал сразу, как только начинались игры. А теперь…
Олег иногда по ночам садился на крыльцо, смотрел на звезды, ловил взглядом пролетающие спутники. Любовался ночными облаками, подсвеченными луной, и говорил с отцом.
– Папка. Я так рад, что мы с тобой встретились. Спасибо тебе за мое детство. За то, что маму любил так сильно. Спасибо тебе, что Ваську к нам прислал. Я помню о тебе, – и казалось, что звезды в небе сверкали ярче.
